Заблудившиеся

— Если бы так, но едва ли, — Сайкин достал сигареты и щелкнул не гаснущей на ветру зажигалкой. — Раньше мне казалось, будут деньги, остальное приложится. А теперь не знаю. Хочется еще чего-то. Чего-то большего. Вот вы меня не понимаете, думаете, я живу слишком легкой жизнью. И ошибаетесь. Я все время карабкаюсь вверх, я дерусь, потому что мужчина должен драться. Обязательно должен драться.

Сайкин достал из сумки бутылку и глотнул из горлышка. Он протянул бутылку Пашкову.

— Нет, с меня хватит, — Пашков замахал рукой. — Иначе рыбы из речки будут до весны глодать мои желтые кости и высасывать спинной мозг. А он у меня горький.

— Слушайте, Алексей Дмитриевич, слушайте. — Сайкин потрогал Пашкова за плечо. — Это для меня важно. Скажите мне, в чем, по-вашему, смысл жизни?

— И это вы спрашиваете у меня? — Пашков сделал большие глаза.

— У вас, у кого же еще.

— Смысл жизни, говорите, — Пашков поправил шляпу на голове. — В этот темный омут лучше не заглядывать. Не советую. Голова кругом пойдет. Живите и не мучайте себя лишними вопросами.

— Ответ мудреца, — Сайкин печально вздохнул и спрятал бутылку. — Ладно, не идет душевный разговор на таком холоде. Поехали к деду Матвею. Я бываю у него два-три раза в год. Строго.

Глава 22

Матвей Спиридонович по привычке сидел спиной к печи, уперевшись локтями в самодельный неровный стол, покрытый клеенкой со стершимся рисунком.

Голова его, совершенно лысая, если не считать белого пуха на висках, переливалась в свете голой лампочки, свисавшей на длинном шнуре с потолка. Склонив голову набок, он слушал радиоприемник и не в такт музыке ударял по столу желтыми, давно не стрижеными ногтями.

— Да выключи ты этот приемник, — сказал Сайкин. — Еще будет время, без нас послушаешь.

— Сейчас новости передавать будут, — Матвей Спиридонович подумал и добавил. — Все ж таки твои коньяки слабы с моим первачом тягаться.

— Слабы, куда им с твоим первачом, — согласился Сайкин. — Теперь, дед, послушай, что я тут, на этой земле, делать стану. Через год-полтора здесь построю агрогородок, ну, в общем, поселок. Колбасный цех, сыроварня, за чертой поселка животноводческий комплекс, три коровника на двести голов каждый. Доброе жилье для рабочих. Коттеджи на две семьи. Это только для начала. Так сказать, ближняя перспектива. Потом так развернемся, что сюда на жительство народ из Москвы проситься будет. Представляешь, дед? И ты над всем хозяйством самый большой начальник. Будешь поселковым головой. Говоря по-современному, головой администрации.

— Не головой, а главой, — поправил Матвей Спиридонович.

— Ну, главой, какая разница, главный, в общем, — Сайкин потряс деда за плечо. — На старости лет в большое начальство выйдешь. Станешь хозяином здешних мест, — Сайкин обвел глазами темные углы комнаты. — Всех станешь на коротком поводке держать. Вот так.

Он выставил перед собой крепко сжатый кулак.

— Никому спуску не дашь. Проведем твои выборы, как водится, с портретами, краткой программой. Так и так, старейший житель, опытный хозяйственник Матвей Спиридонович Елистратов баллотируется на пост… Ну, название поста мы потом придумаем. Скажем, головы администрации.

— Главы, — сказал дед.

— А ты у нас головой будешь, понял? — Сайкин вытер со лба испарину. — Выборы, портреты, оркестр, флаги. «Голосуйте за Елистратова — ему можно верить», «Отдай свой голос Елистратову. Он честный». На каждом заборе написано. Расходы все беру на себя. Все законно.

— Лигитивно, — сказал дед.

— Тьфу ты, лигитивно, — Сайкин раздраженно махнул рукой. — Откуда ты, дед, слов таких набрался: лигитивно. Не выговоришь.

— А вот баня в твоем поселке будет или каждому по ванной сделаешь? — дед прищурил яркие не по годам глаза.

— А то, как без бани, обязательно будет баня, — Сайкин махнул в воздухе ладонью. — И ванны будут, и баня, своя же котельная.

— Вот если бы ты меня заведующим над баней сделал, это да, — дед поднял глаза на темный, давно не беленый потолок. — Чтобы баня, как в городу, большая, а я заведующий.

— Если ты баней командовать хочешь, я тебе не баню, а целый дворец поставлю, — сказал Сайкин.

Пашков сидел, откинувшись на хлипкую спинку стула, и смотрел перед собой отстранено осоловевшими глазами. При последних словах Сайкина он почему-то ожил.

— М-да, целый дворец, — сказал Пашков, казалось, самому себе и заерзал. Стул тяжело заскрипел под ним.

— Вот именно, дворец, — подтвердил Сайкин. — Мрамор, бассейн на сотню купальщиков. Помывочный зал мужской, зал женский, отдельные кабинеты. Душ шарко, душ контрастный. Массажисток подберешь, дед, помоложе, с огоньком. К тебе из самой Москвы будут мыться ездить.

— Что ты ладишь, из Москвы, из Москвы, — дед застучал желтыми ногтями по столу. — Я, может, только наших, деревенских, пускать буду, на кой мне хрен из Москвы грязь таскать.

— Москва слезам не верит, — откликнулся со своего места Пашков.

— Вот он будет к тебе мыться приезжать, — Сайкин указал пальцем на Пашкова. — Его мыться пустишь?

— Его? — сморщившись, дед долго смотрел на Пашкова. — А ему что, мыться негде?

— Негде, — сказал Пашков.