Заблудившиеся

— Да я эту тушенку тебе привез, как же не отдать.

Сайкин поднялся из-за стола, постоял, обретая прочное равновесие. Утвердившись на ногах, пошарил в карманах водительской куртки, висевшей на гвозде. Пашков тоже поднялся на ноги, потянулся, покачался из стороны в сторону, держась руками за бока, покряхтел и сказал, что хорошо бы сейчас подышать свежим воздухом.

— Кислороду здесь много, — сказал дед Матвей. — Что есть, то есть. Не то, что у вас в городу. Кислород есть.

— И то, слава Богу, что хоть кислород есть, — отозвался Пашков, разминаясь.

Он медленно приходил в себя, и теперь, хотя слегка и познабливало, его из дымной комнаты тянуло на воздух. Сайкин, отыскав ключи в куртке, как был в одном свитере, пошел к машине за тушенкой. Дед Матвей засуетился вокруг стола, накрыл приемник тряпкой, отыскал под лавкой кошелку, взял со стола фонарик и поплелся, слегка пошатываясь, в погреб за картошкой.

— Вот беда-то, ноги не ходят, — сказал он, ни к кому не обращаясь, и закрыл за собой дверь.

* * *

Оставшись один, Пашков бесцельно побродил по комнате, сверившись с наручными часами, перевел стрелки настенных ходиков на пять минут вперед и, налив себе полную чашку кваса, не отрываясь, выпил его в несколько глотков. Пашков потряс головой.

Все звуки исчезли, стали слышны завывания ветра в дымоходе, хриплое простуженное дыхание спящего водителя. Пашков, наклонившись к подоконнику, посмотрел, напрягая глаза, в слепое замерзшее окно, но ничего не увидел кроме морозных разводов на стекле. Ни огонька, ни человека. Пашков зевнул. За дверью в сенях послышалась отчетливая громкая матерщина Сайкина.

Возвращаясь с улицы с ящиком тушенки, прижатым к животу, он лишь по случайности не свалился в погреб, где дед Матвей набирал картошку. Войдя в комнату и выматерив деда, Сайкин грохнул ящиком об пол.

— Вот только что пережил минуту второго рождения.

Он подошел к столу и набулькал из самогонной бутыли рюмку себе и Пашкову.

— Деду больше нельзя, — сказал он. — А то устроит нам в своем подполе общий склеп. И будем мы до самой весны лежать под домом на куче картошки и прорастать вместе с ней. А по весне придет сюда веселая бригада селян звать деда в поле и найдет наши хладные тела. Подходите к столу, Алексей Дмитриевич, давайте выпьем, — Сайкин глубоко задумался, кожа на лбу пошла складками, взгляд слегка затуманился. — Выпьем за творческое долголетие.

— Тьфу, — сплюнул Пашков. — Неужели вашей изобретательности только и хватает что на творческое долголетие? Не буду за это пить.

— Ну, ладно-ладно, — Сайкин чуть не силой оттащил Пашкова от подоконника и усадил на стул. — Шучу. Выпьем за деда Матвея, чтобы он и впредь благополучно выбирался из своего погреба. За хозяина нельзя не выпить, — сказал Сайкин, по гримасе Пашкова определив, что тот собирается отказаться. — Обидится дед. В его-то доме — и за хозяина не выпить.

— Вы и мертвого уговорите.

Пашков неверной рукой чокнулся и выпил самогонку одним глотком. Он сморщился, повертел в руке пустую рюмку, потянулся за соленым огурцом.

— Знаете ведь, что мне нельзя злоупотреблять. Подорвет творческое долголетие этот самогон.

— Дедов самогон не подорвет, за это ручаюсь, — Сайкин выпил и теперь переминался с ноги на ногу, ожидая, когда Пашков кончит с огурцом. — А теперь на воздух. Такая прекрасная ночь, что ее жалко променять на лишнюю рюмку. Только не провалитесь по пути под землю, к деду. Я вас вытаскивать не стану.

Он взял со стола ракетницу, сунул в карман несколько патронов из целлофанового пакетика и потянул Пашкова за рукав.

— Ну что за мальчишество стрелять из ракетницы, — проворчал Пашков, поднимаясь на ноги. — Или вы собираетесь освещать дорогу заблудшим душам? Тогда не стоит беспокоиться. Все заблудшие души уже здесь, в этой комнате.

Пашков поднялся, снял с гвоздя пальто и долго возился, просовывая руки в рукава.

* * *

Осторожно обойдя черный провал погреба, торчащую оттуда лысую голову деда Матвея и уже поднятую наверх корзину с картошкой, они вышли на низкое крыльцо и спустились на утоптанный перед домом снег. Сайкин задрал голову к небу. В вышине мерцали холодные зимние звезды.

Сайкин, засунув два пальца в рот, попытался свистнуть, но выдохнул из себя лишь хрип, похожий на шум ветра в печной трубе.

— Даже свист замерзает на лету, — сказал Сайкин.

— Вы просто не умеете.

Пашков, засунув пальцы под кончик языка, свистнул легко и пронзительно.

— Класс, — завистливо сказал Сайкин. — Вы можете подрабатывать на эстраде с таким-то талантом, — он вновь сунул пальцы в рот и испустил шипящий неровный звук. — Ладно, значит, мне еще есть чему учиться.

Он поднял вверх прямую руку и нажал на спусковой крючок. Выпущенная ракета, оставив за собой дымный след, взлетела и исчезла в черном небе. Через минуту раздался трескучий звук, будто по ту сторону неба разорвали кусок холщового полотнища. Зеленая ракета загорелась и потушила звезды.

— Ура-а! — закричал Сайкин, потрясая в воздухе ракетницей.