Заблудившиеся

Стало прохладнее, ветер стих. Сайкин услышал, как в прихожей отчетливо тренькнул звонок. Он пошел открывать дверь, думая, что Пашков, не привыкший к удобствам, конечно же, не воспользовался такси, а добирался на метро. Не спрашивая, Сайкин распахнул дверь и впустил Пашкова в прихожую. «Неплохо выглядит старик после отдыха на море, — подумал он. — Можно бы его к врачам на консультацию отправить, пусть подлечится». Прерывисто дыша, Пашков с усилием стягивал тяжелые, до блеска начищенные ботинки.

— Лифт не работает, пешком поднимался, — сказал вместо приветствия Пашков. — Поздно вы, Виктор Степанович, назначаете деловые встречи.

— Для деловых встреч не существует понятий «поздно» или «рано», на то они и деловые, — проворчал Сайкин, жестом приглашая писателя в свой кабинет.

Горела только настольная лампа, ярко освещавшая пухлые папки с тесемками. Сайкин зажег верхний свет, глядя, как медленно Пашков идет к стулу у письменного стола, снова подумал почему-то о врачах. Сходив на кухню, Сайкин поставил на поднос початую бутылку коньяка, рюмки, вазочку с печеньем, чищеные орехи, заварил крепкий растворимый кофе. Он вернулся в кабинет, поставил поднос на низкий журнальный столик на колесиках и подкатил его ближе к Пашкову. Сайкин наполнил рюмки.

— Давайте выпьем за то, чтобы наше деловое сотрудничество и в дальнейшем оставалось столь же плодотворным, — сказал он.

Пашков криво усмехнулся.

— Вы, Виктор Степанович, стали изъясняться высокопарно. Откуда это?

— Просто я доволен нашим сотрудничеством.

— Бросьте, какое уж там сотрудничество. Издеваетесь вы, что ли? — Пашков поднял рюмку и отпил глоток коньяка.

— У меня есть к вам предложение. — Сайкин дотянулся до пачки сигарет, лежавшей на письменном столе, и закурил.

— Ведь вы вызвали меня среди ночи не для того, чтобы вести литературную дискуссию?

— Не вызвал, а просто попросил, если вы можете, приехать. Из этого, — Сайкин показал пальцем на папки, — выбрал несколько рассказов, из которых составим большой сборник. Вот список рассказов, которые хочу в него включить.

Он потянулся к письменному столу и подал Пашкову свои записи на листке бумаги. Писатель бегло просмотрел заголовки отобранных рассказов и положил листок на прежнее место.

— Все рассказы мне дороги по-своему. Вы решили издать именно эти, что ж, ничего не имею возразить.

— Может, у вас какие-то иные предложения?

— Нет у меня никаких предложений.

— Вы не будете возражать против некоторых сокращений?

— Конечно, буду. Но что это изменит? Делайте, как знаете.

Пашков махнул рукой, будто отгонял надоевшую муху. Сайкин помолчал, докурил сигарету и раздавил окурок в пепельнице.

— Да, вот хотел спросить о рассказе про женщину с яйцами. Если я не ошибаюсь, эта история, так сказать, плод авторского воображения?

— Напротив, эта история — правда, чистой воды. Я лично знал своих персонажей. Познакомился с ними много лет назад. Тогда меня, как злостного тунеядца, выслали из Москвы и трудоустроили сцепщиком вагонов на том самом железнодорожном узле. Там я заработал ревматизм.

— Значит, это правда? Ну, про эту Надю, про Уголька? Осталась какая-то недосказанность.

— А что, собственно, тут досказывать? — удивился Пашков. — Этот Уголек никогда бы не остался с Надей. Не тот человек, перекати-поле. Правда, в жизни у этой истории иной финал. Уголька вовсе не переводили на другое направление. Так уж вышло, что однажды в его вагоне ехала компания бывших уголовников, одного из которых Уголек знал по зоне. Всю ночь они пили, а к утру, совершенно очумевшие от водки, проиграли Уголька в карты и выбросили из поезда на полном ходу.

— А что же было с Надей? — спросил Сайкин.

— А ничего. Когда я уезжал из райцентра насовсем, она по-прежнему торговала на привокзальном рынке яйцами.

— Она знала, что случилось с ее проводником?

— Узнала. Потом.

— Почему же этого нет в рассказе?

— В жизни так мало счастливых развязок. Пусть хоть надежда какая-то остается.

— Я бы на вашем месте написал по-другому, — сказал Сайкин.

— Вы на своем месте, — возразил Пашков. Сайкин взял с письменного стола листок со списком рассказов и вписал в него еще один рассказ.

— Кстати, я заметил, вы как-то не по-доброму относитесь к своим собратьям по перу. — Сайкин, ведя разговор в нужном ему направлении, хитро заулыбался и наполнил рюмки.

— У меня нет собратьев по перу, как вы выражаетесь. Я сам по себе.

— И все-таки в вашем отношении к писательской братии много личного.

— Что вы имеете в виду?

— Прошу, не делайте удивленные глаза, вы не умеете играть удивление. Вот, например, ваш знакомый Крыленко. Ему вы многим обязаны в жизни.

— А, вот о чем речь, — вздохнул Пашков.