Заблудившийся автобус

– А-а, ей. Почем я знаю? – Ответ прозвучал так грубо, что жена немного растерялась и обиделась. Он увидел это и попытался прикрыть промашку. – Девочки больше понимают про девочек, – сказал он. – Тебе легче угадать, чем мне.

– Почему? Нет, не знаю. При такой косметике и крашеных волосах… трудно сказать. Мне просто интересно. Думаю, что-нибудь от двадцати пяти до тридцати.

– А я совершенно себе не представляю, – сказал мистер Причард. Он посмотрел в окно на приближавшиеся холмы. Ладони у него слегка взмокли, магнит сзади притягивал его. Хотелось оглянуться. – Просто не представляю, – сказал мистер Причард. – А вот этот молодой, Хортон, меня заинтересовал. Он молод, у него есть хватка и мысли есть. Нет, этот человек мне по душе. Знаешь, такому нашлось бы место в нашей компании. – Речь уже шла о коммерции.

Бернис тоже умела оградить себя магическим кругом – материнства или, скажем, менструации или темы в этом роде, и ни один мужчина не мог или не захотел бы вступить внутрь. А у мужа таким магическим кругом была коммерция. Когда дело касалось коммерции, она не смела к нему приблизиться. В коммерции она ничего не понимала и не интересовалась ею. Это была его территория, и жена ее уважала.

– Кажется, приятный молодой человек, – сказала она. – Его речь и манеры…

– Помилуй, Бернис! – раздраженно перебил он. – Коммерция – это не речь и манеры. Коммерция – это чего ты стоишь в делах. Это самое демократичное занятие на свете. На что ты годишься в деле – все остальное не в счет.

Он пытался вспомнить, какие у блондинки губы. Он был убежден, что женщины с полными губами сладострастны.

– Хотелось бы немного поговорить с Хортоном, пока он здесь, – сказал мистер Причард.

Бернис знала, что он неспокоен.

– Почему вам не поговорить сейчас? – предложила она.

– Да не знаю. Он сидит с мальчиком.

– Я уверена, что мальчик пересядет, если ты его мило попросишь. – Она была уверена, что любой человек окажет тебе любую услугу, если его мило попросить. И у нее это действительно получалось. Она обращалась с самыми нескромными просьбами к незнакомым людям и получала желаемое исключительно благодаря тому, что обращалась мило. Она просила посыльного в гостинице отнести ее чемоданы на станцию за четыре квартала – не брать же такси из-за такого пустяка, – а потом мило благодарила его и давала десять центов.

Сейчас она знала, что помогает мужу сделать что-то нужное. Что именно – она не совсем понимала. Ей хотелось вернуться к сочинению воображаемого письма о путешествии. «Элиот так всем интересуется. Со всеми подолгу разговаривает. Поэтому, наверно, он столького и добился. Ему все интересно. И он такой тактичный. Там был мальчик с большими прыщами, и Элиоту не хотелось его беспокоить, но я ему сказала, что надо только мило попросить. Людям нравится, когда с ними любезны».

Мистер Причард опять чистил ногти золотым инструментом, который носил на часовой цепочке.

Взгляд Прыща был прикован к затылку Камиллы. Сев, он первым делом проверил, не видно ли под сиденьем ее ног, хотя бы щиколоток. Время от времени она поворачивалась к окну, и тогда он видел ее профиль, длинные, начерненные, загнутые ресницы, прямой напудренный нос с чуть потемневшими от табачного дыма и дорожной пыли ноздрями. Четко очерченная верхняя губа чуть выдавалась вперед, вспухая тяжелым красным лепестком, и Прыщ видел над ней зачаточный пушок. Почему-то это его мучительно возбуждало. Когда ее голова была повернута прямо, он видел в открывшемся между прядями просвете одно ее ухо. Видел тяжелую мочку и складку в глубине, где ухо плотно прилегало к голове. Край раковины заворачивался желобком. Когда он стал смотреть на ее ухо, она, словно почувствовав его взгляд, вскинула голову и тряхнула волосами, так что просвет исчез и ухо скрылось. Она достала из сумки гребень, потому что волосы сдвинулись и открыли глубокий шрам от зажимов под ухом. Прыщ увидел уродливый шрам впервые. Ему пришлось наклониться в сторону, чтобы разглядеть, и в груди у него закололо. Он ощутил глубокую и бессмысленную печаль, но печаль тоже была плотоядной. Он вообразил, как держит ее голову и гладит пальцем бледный шрам. Он несколько раз сглотнул.

Камилла тихо говорила Норме:

– А еще там есть маленькая церковь на Вереске. Наверно, самое красивое кладбище на свете. Знаешь, туда пускают по билетам. Я люблю там просто гулять. Так красиво, и почти все время играет орган, а кругом похоронены люди, которых ты видела в кино. Я всегда говорю: вот где я хотела бы, чтоб меня похоронили.

– Не люблю таких разговоров, – сказала Норма. – Плохая примета.

Прыщ рассеянно беседовал с Эрнестом Хортоном об армии.

– Говорят, можно получить специальность и повсюду ездить. Не знаю. Я записался на радарные курсы. Начинаются со следующей недели, заочные. По-моему, радар сейчас входит в силу. А в армии можно пройти настоящий основательный курс радиолокации.

Эрнест сказал:

– Не знаю, как в мирное время. На войне – учись сколько влезет.

– А вы бывали в настоящих боях?

– Побывал, хоть и не напрашивался.

– А где вы служили? – спросил Прыщ.