Заблудшие

Пока он вылезал, паника улеглась. Чего, собственно говоря, испугался? Ничего страшного ведь не произошло, так – почудилось что-то.

Снаружи лил дождь. Батохи не было видно – наверное, укрылся от сырости под каким-нибудь уступом. Только заплечник почему-то под дождём оставил. И не оставил даже, а неряшливо бросил.

Никита отдышался, затем обошёл возвышенность и никого не обнаружил. Не было бурята и внизу у реки – отсюда сверху всё хорошо просматривалось. Значит, ушёл Батоха давно. Должно быть сразу, как только он, Никита, в пещеру полез. Но почему заплечник-то оставил?

Никита хотел окрикнуть бурята, но вдруг заметил струйку дыма – далеко внизу, где расстилался буро-зелёный ковёр тайги, кто-то жёг костёр. Тревога царапнула по сердцу. Будто этот костерок – из стойбища врага. Батоха так далеко уйти не мог, тем более что путь к лесу преграждал непроходимый каньон. Надо убираться отсюда, и поскорее, если хочешь к вечеру вернуться в улус.

Никита сунул Батохин заплечник к себе и начал спускаться к реке.

Глава 4

Посёлок, долина, дом Кириллихи – всё казалось бесконечно далёким, словно он не прошлым утром вышел из дома, а год назад. Никита брёл, восстанавливая в памяти дорогу. Глупую ошибку он совершил, когда шёл сюда – запоминал путь, глядя вперёд. Теперь приходилось без конца оборачиваться, выверять приметы.

Голодное брюхо рычало. Что ж это получается: Батоха его и без компании, и без еды оставил? Никита покопался в мешке бурята, отыскал заскорузлую лепёшку, обрывок верёвки и огниво. Всё остальное Батоха унёс с собой. Надо по возвращении кинуть этой верёвкой ему в морду. Сказать: чего, паскуда, добром разбрасываешься?

Лепёшку Никита съел, запив хрустящее тесто водой из реки. Снова вспомнился дымок, от которого веяло чем-то опасным. Не оттого ли сбежал бурят? Эти думы прибавили прыти, Никита поднялся и ускорил шаг.

Дождь продолжал лить. Река прибывала. Там, где раньше светлели песчаные отмели, теперь приходилось плутать по берегу. Тропы тут не было, но временами попадались человеческие следы: здесь – камень чуть сдвинут на рыхлой земле, там – травка подмята.

Резвая белка спрыгнула с сосны, скачками пересекла дорогу и скрылась в зарослях. Чтобы прогнать дурное знамение, Никита поднял с земли прутик, разломил надвое и бросил половинки в разные стороны.

Внезапно раздались человеческие голоса, заржали лошади. Никита замер. В другой раз он без опаски пошёл бы навстречу, но тут поостерёгся – уж слишком много странного происходит. Он пробрался через кусты и глянул на реку. Сердце волнительно ёкнуло – словно бабу голую в бане подсмотрел.

На другом берегу маячили четыре всадника. Они осматривали реку, махали руками и что-то орали друг другу. Лошади, под завязку навьюченные барахлом, опасливо перебирали ногами. Один из мужиков – видимо, главный – указал место для брода и дал отмашку. Всадники один за другим ступили в бурную речку.

Вначале всё шло неплохо, но дальше они погрузились аршина на два, и течение сбивало лошадей. Река неслась стремглав, закручивая пенные валы. Вода подмачивала вьюки, наполняла высокие сапоги, хлестала о сёдла. Лошади ржали, косясь на поток. Всадники сдерживали животных, прокладывали путь не спеша – они понимали, что главная опасность для коней – это не течение, а острые камни на дне.

Наконец все четверо перебрались. Они спешились недалеко от кустов, где укрылся Никита.

– Хвала Господу, переправились, – сказал главный – смуглый мужик с хорошей выправкой. Он легко сошёл бы за офицера, если надеть форму и сбрить трёхдневную щетину.

– Нет, барин, не мы переправились, а бог нас перенёс, – возразил другой – видом попроще.

– Я уж трухнул малёхо, – покаялся третий. – Грешным делом водочку в реку брызнул – духов задобрить.

– А ты чего молчишь, Гурьян? – спросил главный четвёртого.

– Чего мне, Кондрат, голосить? – отозвался тот, стряхивая сырость с бороды. – Чай не первый раз тут мыкаюсь. Это вам в новинку, а я этим бродом два года хожу.

– Так и мы не впервой, – подбодрился один из мужиков.

– Не впервой… А толку – как от порошка в глазу, – осадил его Гурьян. – Ты, блудила, только в обратку ходил. Там много ума не надо.

– Видать, ты – самый умный.

– Поумнее некоторых! Дальше пойдём – мурцовки хлебнёшь полным рылом. Привык, видите ли, с пустыми лошадьми гулять, да из бутылки закуделивать!

– Ишь чо! Лошади пустые! Груз может и невелик, но подороже того, что сейчас везём. Не ради же этого пойла стараемся!

Мужики сблизились, распетушились, едва не бросались в драку.

– Хорош атаманить, Гурьян! – прикрикнул Кондрат. – Успеете покудахтать, когда вернёмся. Сейчас идти надо. Вон – изморочь никак не проходит, дорога скользкая, а нам в гору переть.

Они угрюмо осмотрели путь. Если на другом берегу возвышался крутобокий прижим, который полдня пришлось бы обходить, то с этой стороны хоть и был каменистый взлёт, но не такой страшный.

– Двинули! – скомандовал Кондрат.