Забрать ее душу (ЛП)

— Неужели злодеяния, которые я совершил, остались в твоем сознании, потому что мне пришлось выбирать между повиновением и пытками? Ты бы простила меня за то, что я убил тебя, если бы знала, что это делается, чтобы избежать боли?

Я сглотнула. Его голос был напряженным, как будто ему все еще было больно, словно пытки, которым подвергал его Кент, чтобы заставить его повиноваться, все еще продолжались.

— Ты бы не убил меня.

Он усмехнулся.

— Почему, черт возьми, ты так в этом уверена?

— Ты бы этого не сделал, — прошептала я. Я не знала, почему была так уверена. Возможно, это снова был тот самый ущербный инстинкт самосохранения, когда я воображала, что я каким-то образом слишком особенная, чтобы умереть.

Или, возможно, это было потому, что я так ярко помнила, как он подъехал ко мне на своем грузовике, когда я возвращалась домой в темноте. Возможно, это было потому, что я все еще слышала ярость в его голосе, когда он сказал: «Я не знаю, какого черта ты думаешь, что это хорошая идея — разгуливать в темноте, но тебе нужно завязывать с этим дерьмом».

— Почему ты защитил меня, Леон?

Он выглядел потрясенным моим вопросом. Он покачал головой, но я продолжила.

— Почему ты защищаешь меня? Почему? Чем я отличаюсь от предыдущей девушки?

Теперь он действительно хмурился; его руки двигались внутри пиджака, как будто он сжимал и разжимал кулаки. Его челюсть тоже напряглась. Но я оставила этот вопрос висеть в воздухе. Я хотела получить ответ. Происходило чертовски много всего, чего я не понимала, но он? Мы? Что, черт возьми, это значило? Я хотела знать.

— Я решил, что хочу тебя, — просто сказал он, но слова с трудом вырвались у него сквозь зубы. — Я увидел тебя, и… и я почувствовал…

Он поморщился, как будто это слово ужалило его. Почувствовал. Что чувствовал демон?

— Не гнев. Не ненависть и не ярость. Ты…

Он отвернулся, снова уставившись на деревья.

— Ты — свет во тьме, а я был в темноте очень долгое время.

Его слова были подобны ударам кулаков по моему сердцу. Почему-то было больно слышать от него что-то настолько искреннее. И это привело меня в ужас — чувствовать, как это тянет меня, чувствовать, как эти бьющиеся кулаки давят на мое сердце и тянут.

Он снова посмотрел на меня, и я забыла, как дышать.

— Я хочу тебя. Безвозвратно. Но я не могу согласиться на меньшее, чем всю тебя. Телом и душой, Рэйлинн. Мы, демоны, когда видим что-то, что нам нравится, нам нужно этим обладать. Это заложено в нашей природе.

Он сделал шаг ко мне, и я отступила на шаг. Он ухмыльнулся, его острые зубы казались такими белыми в темноте.

— Тебя пугает, что ты так желанна? Знать, что я хочу тебя независимо от времени и расстояния? Знать, что я хочу, чтобы ты была моей, полностью принадлежала мне, без вопросов?

Как я могла бояться того, чего хотела? Я и представить себе не могла, что меня желают так страстно, что вечность — это не вопрос, а требование. Это было не только обещание защиты, безопасности. Это было обещание собственности. Желание. Плен. Страховка на вечность.

— Я не могу согласиться на меньшее.

Он медленно кружил вокруг меня, хрустя ботинками по веткам и листьям, его голос перешел в рычание, когда он сказал:

— Этого достаточно, чтобы свести меня с ума, Рэй, я так чертовски сильно хочу тебя. Но я и так слишком долго задержался на Земле.

Он невесело рассмеялся, и я почувствовала знакомую ласку, проникающую в мою голову, едва уловимое влияние, от которого у меня по спине побежали мурашки, словно пальцы скользнули по моей коже.

— Я хочу обладать тобой, но не смогу, пока ты не согласишься. В этом-то и заключается проклятие всего этого. Я не могу…

Он оборвал себя, подбирая слова, затем добавил:

— Я не могу задерживаться здесь и смотреть, как ты умираешь.

Я быстро заморгала, как будто он дал мне пощечину.

— Я…Я не собираюсь умирать.

— О, но ты это сделаешь. Ты сделаешь это, как делают все люди. Этот свет погаснет, и смерть заберет тебя у меня.

Было так темно, что я не могла разглядеть его лица. Только его глаза, неестественно яркие.

— Но с твоей душой смерть не может коснуться тебя. Бог не может прикоснуться к тебе. Ничто, ничто не отнимет тебя у меня.

У меня сдавило грудь. Тяжесть его слов была удушающей, и, возможно, именно из-за недостатка кислорода мое лицо стало таким горячим.

— Раньше ты приходила сюда и кормила своих фей, — сказал он. — Ты верила во что-то, чего не могла видеть, во что-то, чего не могла постичь. Однажды я тоже верил. Бульвар дю Темпль, Париж. 1755. Был один молодой человек со скрипкой и огнем в сердце. Я с такой уверенностью верил, что он будет моим. И я был молод. Столько воображения.

Он покачал головой.

— Люди так быстро стареют. Ваши жизни — это мгновение ока, когда ты видишь всю вечность, простирающуюся перед тобой. И все же я продолжал приносить мед к тому, кого не мог удержать, чем не мог обладать. Он умер.

Он кивнул, словно напоминая себе, что это правда.

— Его огонь угас. Так легко. А потом незнакомцы назвали мое имя в Каире. К тому времени, когда я освободился и вернулся во Францию…

Он взмахнул рукой.