— Убирайся! Иди прочь из моей жизни! Не хочу тебя видеть! Я закидоны твоего папаши десять лет терпела ради дочерей. А твои, уж извини, не буду! Сыта до горлышка.
— Я отца всю жизнь козлом считал, за то, что так строг с тобой, а теперь вижу, что прав он был, ничем ты других не лучше. Так с тобой и надо.
Слова Кирилла отчего-то ударили меня не легче хлесткой, обжигающей пощечины. Пальцы мои сжались до боли, на глаза выступили слезы.
— Пошел. Вон! Не хочу, тебя видит! Убирайся из моей жизни ко всем чертям, на все четыре стороны.
На миг, в глазах Кирилла промелькнула боль, подобная моей, но он ушел. Ушел, не сказав ни слова. Даже не подумав попросить прощения у спасшего мою жизнь Сергея, ни за что попавшего под раздачу.
Кирилл, наверное, видел в витрину кафе, как он меня обнимает, вот и обезумел от ревности, но лестным для меня это не стало нисколечко! Спасибо Господу Богу, что вовремя показал мне его истинное лицо. Становиться домашней собачкой, у еще одного семейного тирана, я не собиралась.
У Сережи ручьем хлестала кровь из носа. Хорошо, что у одной из посетительниц кафе, в сумочке оказалась пачка с ватными дисками и с помощью льда и их, мы быстро остановили кровь.
— Сереж! Прости, Бога ради! Я не знала, что так будет! Клянусь! — решилась заговорить я, когда мы уже вышли из кафе.
— Верю, — чуть улыбнулся Серёжа разбитыми губами. — Так это с ним ты не свободна?
— Нет, уже нет. И, наверное, к счастью, — я отвернулась, чтобы смахнуть слезы.
— Прости, что спрашиваю, просто чтобы ситуацию понять…. Я не ослышался? Все правильно понял? Это сын твоего мужа?
— Да, — сказала и невольно поежилась от обличающей правды, почувствовав себя при этом, сверху донизу в грязи, странно даже, что Сережа, тут же не шарахнулся от меня в ужасе, а спокойно спросил:
— Насколько же он тебя старше?
— Ровно на тридцать лет.
— Ого. Ты его любила?
— Мужа? Да. Очень. Всю нашу жизнь.
Сама удивилась тому, что сказала сейчас Серёже, но ведь сказала правду! Чистую правду. И так от нее стало горько на душе, что аж всхлип не удержала.
Не скоро еще я сожгу в себе эти чувства, не скоро развею как залу по ветру, чтобы и следочка на душе от них не осталось. Ой, не скоро.
Сережа снова обнял меня за плечи и прижал к себе. На этот раз, я не сопротивлялась, понятно же, что сейчас он из жалости, а мне очень хотелось поддержки и тепла.
— Ясненько. Значит, с сыном ты ему тупо от обиды мстила? Вполне так по женский примитивно и подленько. Не обижайся, но так и есть.
На правду не обижаются, поэтому я спокойно добавила:
— А еще утешиться хотела и забыться хоть ненадолго от сводящих с ума отчаянья и боли.
— Понимаю. Знакомо это состояние. Поэтому нисколько тебя не осуждаю. Но парень тебя походу, реально любит. Если, увидев случайно с другим, просто обезумел от ревности.
— Ревность — это не любовь! Это желание безраздельно властвовать над кем-то. Мне такая форма отношений не подходит точно. Зубовы, вообще редкие эгоисты, и никого кроме себя, любить не умеют. Оно и к лучшему, что все так вышло. Вовремя глаза открылись.
Какое-то время, мы шли молча, а потом Сережа начал рассказывать:
— Со мной по соседству с рождения жила, девочка, мы росли вместе. Виделись каждый день. Я уже в три года точно знал, что люблю ее, и она будет моей женой. В одной группе в садике, в одном классе в школе. Оберегал ее, защищал, берег до первой ночи, на школьном выпускном, такая у нее была мечта. И я это уважал. Но в одиннадцатом классе, сначала года к нам пришёл новенький, такой весь из себя спортсмен, музыкант и перед ним она раздвинула ноги уже через полтора месяца. Я берег ее все семнадцать лет, а первая ночь досталась ему. Он бросил ее через два месяца, она на коленях передо мной ползала, моля о прощение, я простил, потому что любил, а оказалась, она от него залетела с первой же ночи и прикрыться хотела. Через пять недель обрадовала, да только бабуля моя акушеркой всю жизнь проработала. И сразу просекла, что там не второй месяц, а пятый уже. Я не простил, а она с крыши восьмиэтажного дома и в лепешку. В итоге, уже десять лет, не могу простить себя я. все, кажется, что она это сделала потому, что поняла, что искренне меня любит! А тот лишь наваждением временным был, и она бы оценила мое прощение и была бы верной и любящей на всю жизнь, а я вот смалодушничал.
Сережа тоже тихонечко всхлипнул и прерывисто задышал.
— У каждого своя судьба. Она сама себе выбрала свою. Не кари себя.
— Да это я просто к тому, что у тебя то все живы, а значит, ни так все и плохо. Не вешай нос. Со временем, все сгладится, забудется, перемелется в труху.
— Я знаю, мои дочери — мое утешение, да мамина поддержка. На дно я не упаду. Не бойся.
— Можно я тебе завтра поз….
Сережа, наверное, хотел сказать “позвоню”, но не успел. Начал падать, как подкошенный, я еле успела схватить его за руку, чтобы хоть немного задержать падение.
Глава 42