Забвению не подлежит

На следующий день прибыл в город Швянчёнис. Бродил по его улицам и с трудом узнавал уездный центр, который до войны неоднократно посещал — всюду следы бомбежек и недавно прошедших боев.

Около развалин единственной в Литве фабрики по переработке лекарственных трав меня остановил местный житель, но национальности поляк, который в 1940 году проживал в Швянчёнеляе, что в 12 километрах западнее Швянчёниса. Я тогда там служил в должности политрука роты 9-го пехотного полка литовской Народной армии, и он меня узнал. Вспомнили общих знакомых, друзей. Мой собеседник в начале оккупации скрывался от преследования гитлеровцев, а потом вплоть до освобождения воевал в партизанском отряде. Рассказал о страшных злодеяниях, совершенных здесь оккупантами и их пособниками — литовскими буржуазными националистами, о массовых убийствах ни в чем не повинных людей. Более трех тысяч человек были убиты гитлеровцами 9 октября 1941 года в лесу около Швянчёнеляя, у реки Жеймяна. Расстреливали без разбора всех, в том числе и грудных детей. Немало слышал рассказов о зверствах фашистов, многое из того, что они творили на оккупированных ими землях, видел воочию сам, но то, что узнал в Швянчёнисе, глубоко потрясло меня.

Рассказ партизана дополнил крестьянин — непосредственный свидетель этих преступлений. Его, как и многих других жителей, палачи заставляли рыть, а после экзекуции закапывать рвы, наполненные трупами умерщвленных людей. Изверги убивали детей на глазах у матерей, годовалых, двухлетних малышей хватали за ножки и разрывали тельца пополам, разбивали головки своих жертв о пни, камни, стволы деревьев. Затем сбрасывали в ров…

Стояли жаркие июльские дни. Наша дивизия, делая иногда по пыльным, забитым войсками дорогам по 50 и более километров в сутки, проследовала через населенные пункты Даугелишкис, Даугайляй и Ужпаляй на запад, а я тем временем по заданию руководства отдела пять дней находился в Вильнюсе. Мне было поручено решить ряд вопросов с руководством НКВД Литовской ССР и вернуться в дивизию вместе с представителем территориальных органов для осуществления координации действий комиссариата и нашего отдела в ходе дальнейшего освобождения территории республики.

Приехал я в Вильнюс на девятый день после его освобождения. Всюду еще были видны следы ожесточенных уличных боев. Кое-где стояли подбитые танки — немецкие и наши, самоходные орудия, автомобили, а на тротуарах — неубранные груды битого стекла и горы щебня. Город сильно пострадал во время штурма, многие дома разрушены до основания. Тяжелое впечатление оставлял центр Вильнюса, особенно главная улица, где почти не сохранилось целых зданий. Гостиница «Жорж» (ныне гостиница «Вильнюс») пострадала от пожара, и окна зияли черной пустотой. И все же, сравнивая с виденным в Великих Луках и Полоцке, я не сомневался, что Вильнюс можно будет восстановить быстрее.

В военной комендатуре узнал, что Центральный Комитет Компартии Литвы и правительство республики обосновались в уцелевшем трехэтажном здании на Кафедральной площади (теперь площадь Гядиминаса). Там встретил много знакомых, в том числе и бывших партизан. Удалось побеседовать с М. Шумаускасом, который руководил партизанами на севере Литвы, спросил, не слышал ли он что-нибудь о брате. О судьбе Александра и его боевых товарищей он ничего не знал.

Выдалась свободная минутка, и я завернул на улицу Лабдарю. В доме под номером 2а в квартире 16 я снимал перед началом войны комнату. Вошел во двор. Завидев меня в воротах, дворник от удивления опустился на скамью — никак не ожидал встретить живого.

Дом уцелел, только никого из его жильцов не осталось. Моих тихих, милых хозяев фашисты убили на фабрике смерти в Панеряе, что в 8 километрах юго-западнее Вильнюса, на левом берегу реки Нярис. Здесь было уничтожено 100 тысяч мирных жителей Вильнюса — стариков, женщин, детей, военнопленных…

Дворник рассказал, что после захвата Вильнюса гитлеровскими войсками в нашу квартиру ворвались гестаповцы, которые произвели обыск и забрали все принадлежавшие мне вещи…

Вместе с сотрудником НКВД республики мы догнали дивизию в местечке Шимонис. Приблизительно в 15 километрах отсюда город Купишкис, а еще немного дальше на восток — Паневежис, который к тому времени также уже был освобожден. Соединения Красной Армии вели боевые действия под городом Шяуляй, но части литовской дивизии находились во втором эшелоне и в боях все еще участия не принимали.

Когда колонны дивизии проходили через местечко Субачюс, внезапно послышались душераздирающие крики:

— Дядя, дядя!

Девушка, громко рыдая, уткнулась в грудь седовласого красноармейца. Всех ее близких гитлеровцы убили в лесу Паюосте около Паневежиса, и только лишь она одна осталась в живых из всей многочисленной семьи. Во время оккупации девушка скрывалась у местного жителя-литовца. Этот крестьянин, рискуя жизнью всей своей семьи, спас от неминуемой гибели 9 советских граждан.