Забыть Фуко

У Фуко мы всегда соприкасаемся с политической детерминацией в последней инстанции. Некая определенная форма господствует, преломляясь по-разному в тюремной, военной, приютской, дисциплинарной моделях, она уже не уходит корнями в обычные производственные отношения (напротив, производственные отношения моделируются в соответствии с ней), по-видимому, обретая основание своих процедур внутри себя самой – и это огромный прогресс по отношению к той иллюзии, что власть основывается на субстанции производства или субстанции желания: Фуко разоблачает все иллюзии, касающиеся цели и основания власти, но он ничего не говорит нам о симулякре самой власти. Власть – это необратимый принцип организации, она производит реальное, все больше и больше реального, создавая квадратуру, номенклатуру, безапелляционную диктатуру, которая никогда не уничтожает себя, не захлестывается вокруг самой себя, не смешивается со смертью. В этом смысле, даже если у нее нет конечной цели и окончательного приговора, власть сама становится конечным принципом, она – последнее слово, неустранимое сплетение, последняя история, которую можно рассказать; она то, что образует структуру нерешенного уравнения мира.

Согласно Фуко, это и есть ловушка власти, а не только западня дискурса. Но он не видит того, что власти тут никогда нет, что ее институция, подобно утверждению пространственной перспективы («реального» пространства) Ренессанса, это только симуляция перспективы, что она является реальностью не больше, чем экономическое накопление (величайшая иллюзия), и будь то накопление времени, стоимости, субъекта и т.д., аксиома и миф реального или возможного накопления управляет нами повсюду, но тем не менее мы знаем, что никогда ничего не накапливается, что запасы поглощают сами себя, так же как современные мегаполисы или перегруженная память, Любая попытка накопления заранее побеждена пустотой[11]

. Что-то в нас самих растрачивается под знаком смерти, ведет к распаду, разрушению, уничтожению, хаосу, так что мы можем сопротивляться давлению реального и жить. Что-то в глубине всей системы производства сопротивляется бесконечности производства – иначе мы были бы уже погребены под ним. Внутри власти тоже есть нечто, что сопротивляется, и не видно разницы между теми, кто властвует, и теми, кто подчиняется, это различие больше не имеет смысла, не потому что роли эти взаимозаменяемы, но потому что власть обратима по своей сути, поскольку с той и с другой стороны что-то сопротивляется одностороннему осуществлению власти, бесконечности власти, как, в другом случае, что-то сопротивляется бесконечности производства. Это сопротивление вовсе не «желание», это то, что приводит власть к разрушению по мере ее необратимого логического расширения. И сегодня это происходит повсюду.