Забытая клятва Гиппократа

– Глупости! – поморщился Леонид: он всегда испытывал неприязнь к людям, по большей части дилетантам от медицины, преувеличивающим возможности этого простейшего химического соединения. – Никакая это не сыворотка правды, а всего лишь обезболивающее. Но дело не в самом пентотале, а в том, что он находится в телах жертв в компании двух других соединений. Это, друзья мои, «техасский коктейль», и, признаться, я никогда не ожидал встретиться с ним на нашей территории! И, самое главное: это – не убийства, коллеги, это – казни.

– Казни?! – пробормотал Карпухин. – А… Что еще за коктейль?

– Так называется набор из трех препаратов – пентотала натрия, павулона и хлорида калия, – охотно пояснил Леонид. – Его используют в некоторых штатах США при казнях путем смертельной инъекции. Приговоренный фиксируется на специальном кресле, ему вводятся в вены иглы, присоединенные к капельницам – обычно двум, для надежности. Через них казнимому делается внутривенная инъекция «техасского коктейля», разработанного врачом Стенли Дойчем.

Лицкявичус всегда поражался невероятной эрудиции патологоанатома – пожалуй, только он сам смог бы соперничать с ним в том, что касалось широты кругозора.

– Сначала вводится пентотал натрия, – продолжал Кадреску. – Как известно, он используется для анестезии и наркоза, причем его концентрация должна быть не меньше пяти граммов.

– Для анестезии обычно достаточно ста – ста пятидесяти миллиграмм, – пробормотал Лицкявичус.

– Правильно, – кивнул Леонид. – Но, как вы понимаете, казнь и наркоз – не совсем одно и то же. От дозы, превышающей пять грамм, болевые ощущения полностью утрачиваются и казнимый погружается в глубокий сон. Затем вводят павулон или pancuronium bromide, парализующий дыхательную мускулатуру, и, наконец, хлорид калия, приводящий к остановке сердца.

– Это точно? – ошарашенно спросил Карпухин. – Ну, насчет казни?

– Других объяснений присутствию «техасского коктейля» в телах я не нахожу, – пожал плечами Леонид. Он уже потерял интерес к происходящему – как только выложил майору и главе ОМР все, что собирался.

– А чему ты, собственно, удивляешься? – пожал плечами Лицкявичус, обращаясь к Карпухину. – Мы ведь уже подозревали, что «маньяк» за что-то обижен на все медицинское сообщество, верно? Значит, он не просто мстит, он казнит!

– Не мститель, а палач? – пробормотал Карпухин. – Да какого черта этот мужик вообще о себе возомнил? Мы ищем того, кто сам выносит приговор и осуществляет казнь, считая себя при этом единственной и самой высшей инстанцией… чем-то вроде Бога?

– Или архангела Гавриила, – проговорил Лицкявичус задумчиво. – Помните упоминание о наказании согласно Ветхому Завету?

– Я могу заняться своими «клиентами»? – недовольным голосом поинтересовался Кадреску.

– Мы уходим, уходим, – успокаивающим тоном сказал майор. – Извини!

Уже на улице Карпухин сказал:

– Уф, ну и типчик этот Кадреску – прямо граф Дракула, да?

– Но профессионал, согласись, – усмехнулся Лицкявичус. – Лучше я не встречал.

– Ну да, – неохотно согласился майор, роясь в карманах в поисках ключа от своего старенького «фолькса». – Нам чертовски повезло, что он работает в ОМР. Как ты вообще его нашел?

– Секрет фирмы…

Лицкявичус неожиданно осекся, и Карпухин поднял на него вопросительный взгляд. В следующую секунду он испуганно шагнул к внезапно побелевшему спутнику и подхватил его под руку. Жилы на шее главы ОМР вздулись, как канаты, а лицо из белого постепенно становилось багровым.

– Эй, ты чего, Андрей Эдуардович? – пробормотал Карпухин. – Тебе плохо?

– Это… мне нужно… – Лицкявичус говорил неразборчиво, как будто с трудом выплевывая слова.

– Тебе нужно в больницу!

– Нет…

– Причем – срочно! – не слушая слабых возражений, прикрикнул майор.

* * *

Таня явно обрадовалась, увидев меня на пороге своей квартиры. Выглядела она немного усталой, но вполне уравновешенной.

– Привет! – улыбнулась она слегка удивленно. – Проходи, Вовки нет дома, но зато никто не помешает нам болтать!

Фотография Эли стояла в гостиной на самом видном месте. Кобзев наверняка назвал бы это прогрессом, ведь в прошлый раз я не увидела ни одного портрета маленькой дочери подруги, так как Вовка спрятал их все подальше. Судя по всему, Альбина права, и групповая терапия действительно помогает: еще немного, и я в это поверю!

– Как у вас дела? – поинтересовалась я первым делом.

На Танино лицо набежала тень. Это показалось мне странным, ведь лучшей пары, чем они с Вовкой, и представить себе невозможно! Даже в самые трудные дни после гибели Элечки Вовка поддерживал жену так, как никакой другой муж, думаю, не сумел бы.

– Все в порядке, – ответила между тем Татьяна, но голос ее звучал неуверенно.

– Таня, – сказала я, беря ее за руку, – у вас с Вовкой все хорошо?

Подруга опустила глаза.

– Знаешь, – проговорила она медленно, – я даже не могу сказать тебе, в чем дело… Просто он… ну, изменился, что ли?

– Как это – изменился?

– Понимаешь, стал каким-то… отстраненным. Вроде бы все как обычно, но… Он перестал посещать группу, пропустил уже две встречи.

– Он как-нибудь это объясняет?