Забытое

Я выпрямился во весь рост эфрима, распахнул крылья и снова зарычал, испытывая желание полоснуть когтями по этой текучей рясе и посмотреть на живую кровь, которая из-под нее брызнет. Но почему-то снова этого не сделал.

«Всегда верь тем, кто назовет мое имя», — сказал Великий Приор, когда я видел его в последний раз.

Служитель из Храма Всех Святых имя знал и шепнул его, проходя мимо. Увы, на мои вопросы о планах Приора или времени, когда тот соизволит явиться на остров — не говорил ни слова. Клятый прислужник святых вообще предпочитал делать вид, что не слышит моих вопросов. А когда я впадал в ярость и начинал сбивать ритуальные чаши и медные курительницы — лишь молча за мной убирал. Ну а после начинал рассказывать о святых, чьи каменные лица укоризненно глазели на меня с постаментов.

Примерно так же игнорировал мои вопросы клятый Айрон!

Иногда я задумывался, сколько в Двериндариуме людей, знающих имя Приора.

Каждый раз мне хотелось служителя убить. Но потом я как-то привык к его неспешному голосу. Ну и тому, что он меня совершенно не боялся! В его запахе не было и малой толики страха. И почему-то мне это нравилось. Теперь в храм меня влекли не мертвые каменные изваяния святых, а живой человек.

— Это Святая Ингрид, — шелестящий голос из-под капюшона действовал успокаивающе, словно целая дюжина мятных пастилок.

Я плотно прижал крылья к спине и сел на постамент.

— При жизни ее называли Голубкой — за тихий нрав и покорность судьбе. Она прожила короткую и печальную жизнь, но сделала много добрых дел. В ее честь принято сжигать голубиные перья, приносить зерно и воду. Ингрид — покровительница обездоленных и невинно страдающих, целителей и заболевших.

Я покосился на статую девушки за моей спиной и фыркнул. Вряд ли эта кроткая девица обратит свой благочестивый взор на того, кого называют отродьем Бездны.

— Голубка обладала великим умением ждать и смиряться, — продолжал служитель, словно и не замечая моей оскаленной пасти. — Это то, чему учит нас святая. Терпение — качество неочевидное для правителя, но меж тем необходимое для человека. Горячий нрав слишком часто ведет к глупой смерти. Ваш нрав слишком горяч. Усмирите его.

Поклонившись, служитель отошел. Взял метлу и принялся счищать с земляного пола грязь. Внутри меня снова взметнулась звериная ярость. Захотелось разодрать когтями служителя, расколотить статуи всех святых и перевернуть их чаши. Кровь кипела, застилая глаза пеленой. С того дня, как я обрел облик эфрима, эти желания становились все ярче и сильнее. Я хотел крови.

А больше всего я хотел вернуться в Вестхольд и найти Вивьен. Затащить ее в комнату, захлопнуть дверь. И забыть о том, что я — человек. Мне очень этого хотелось.

Невыносимо.

И потому я завернулся в крылья, сел в темный угол и стал слушать, как служитель шаркает метлой по полу. Вжик-вжик, шорх-шорх. Я впитывал размеренный ритм этих движений. Втягивал горьковатый дым благовоний и трав, что чадили по углам храма. Рассматривал трещинки и сколы на камнях и статуях.

Успокаивался и думал.

«Ты застрял в прошлом, Ржавчина», — сказала мелкая.

Хотелось зарычать. Но я заставил свою пасть оставаться закрытой, несмотря на внутреннее сопротивление. Как ни гадко, но девчонка права. Я не знаю, как все исправить и разрушить стену между нами. И я не понимаю Вивьен. Я злился!

И от этого хотелось крушить, рвать, рычать и убивать! Злость кипела внутри, толкая на безумства! Выше, ярче, острее! Р-р-вать! Кр-р-ровь! Вр-ррр-раг!

Я заставлял себя неподвижно сидеть на камне, ощущая, как дрожит от усилий тело.

Шорх-шорх.

Вжик-вжик.

Хорошо бы святые действительно существовали и хоть немного помогали заблудшим смертным.

Но я ни капли в это не верил.

* * *

Через пару поворотов Ринг начал насвистывать веселый мотивчик. Мои Тени скользили по каменным сводам и стенам, но к парню не приближались, и я слегка расслабился. Похоже, тьме не нравился огонь, который бурлил под кожей здоровяка.

— А ты весьма неплохо чувствуешь себя под землей, — заметил я, когда Ринг уверенно обогнул очередной завал.

— Я вырос под землей, февр Стит. В шахтах Эхверского Ущелья, — пожал мой спутник плечами. — Вряд ли вы там бывали. Лазы там узенькие, как бутылочное горлышко, и ненадёжные, как гнилые подпорки, на которых держатся. В любой миг могут обвалиться. Воздуховоды частенько заливает сточными водами, а ещё из-под земли поднимаются гнилые испарения, словно само ущелье гневается на людишек, что ползают в его брюхе. Поганое местечко, скажу я вам. A здесь — красотища! — Ринг восхищенно присвистнул. — Натуральный дворец! И дышится легко, и идти можно, не сгибаясь! А лестницы? Вы видали? Коридоры широкие, и все камнями выложено. — Он погладил гладкие стены. — Вы посмотрите, какая работа! Это ж кто такую красоту вылепил да под землю спустил? Это ж как?

Ринг снова присвистнул. После перекуса настроение у парня улучшилось, да и обретённая компания явно радовала.

— Точно не знаю, но читал, что это работа древних. Тех, кто жил здесь ещё до потопа, смывшего город. До Двери.