Вдруг раздается рев мотора. У отца есть личный выход в сад, тот, что ведет к главным воротам. Так что нам отлично слышно, как мотоцикл подъезжает к особняку. Мы с Эддой переглядываемся. Бьянка дома. Отец снова отворачивается к окну, убрав руки за спину, и кабинет погружается в тяжелую давящую тишину. Прямо таки представляю, как сестра глушит мотор, снимает свой розовый шлем, возможно, подмигивает молодым охранникам и не торопясь, направляется ко входу.
Через минут пять дверь кабинета распахивается без какого-либо стука. Бьянка ураганом врывается в кабинет. Некогда черные волосы теперь огненно-рыжей копной торчат в разные стороны. Она покрасилась. Даже брови рыжие. Большие черные глаза без труда находят меня, и на ее лице появляется знакомая самодовольная ухмылка.
– Лос-Анджелес? – спрашивает она Эдду, которая рассматривает ее с легким удивлением. Видимо, смена облика произошла совсем недавно.
– Да. – отвечает сестра спустя пару секунд.
– Я же говорила. – ухмыляется Бьянка.
Она продолжает широко улыбаться, когда подходит к столу, когда отодвигает один из стульев и когда плюхается в него, закинув ноги на стол. Это вызывает у меня улыбку, а у Эдды мигрень. Она прикрывает лицо одной рукой, потирая виски. Через несколько мгновений Эдда снова выпрямляется, натянув на себя маску безразличия.
Я перевожу взгляд на младшую сестру. Белая обтягивающая футболка без рукавов с неглубоким вырезом на груди, кожаные штаны и пыльные ботинки. Ее правое предплечье обвивает черная татуировка в виде змеи. Отец сломал ей эту руку, когда впервые увидел. Потом нашел тату-мастера, который сделал это и…скажем так, этот мастер больше никогда не сможет делать татуировки. Надеюсь, что волосы и брови она покрасила себе сама.
Мы трое ждем, когда отец заговорит. Даже Бьянка молчит, рассматривая меня с головы до ног. Ее большие оленьи глаза излучают множество разных эмоций, буквально горят огнем.
– Я болен. – вдруг нарушает тишину отец, и Бьянка переводит взгляд на его спину. – И у меня осталось не так много времени.
Рот Бьянки открывается, и она широко улыбается нам, но в следующую секунду до нее начинает доходить истинный смысл его слов и последствия, с которыми нам всем придется столкнуться. Она проглатывает улыбку, поза становится менее расслабленной, а на лице появляется серьезность, которую она редко демонстрирует. Бьянка только кажется легкомысленной, и это ее основное оружие. Так же, как мое хладнокровие и сдержанность Эдды. Мы все носим маски, которые когда-то помогли нам выжить.
– В ближайшие пару месяцев, мне нужно будет подготовить приемника для передачи власти.
Мы втроем переглядываемся. Значит, он уже выбрал приемника. Остается только надеятся, что это кто-то из нашей семьи. Например, дядя. С ним можно будет договориться. Возможно, у меня получится сделать так, чтобы нас с сестрами не тронули.
– И кого ты выбрал в качестве приемника? – спрашиваю я.
– Как того и требует традиция, мой первенец станет следующим боссом.
Отец оборачивается, его черный взгляд тут же устремляется ко мне, игнорируя сестер.
Мои брови сходятся на переносице, потому что его слова вообще не имеют никакого смысла. Абсолютно.
– Это невозможно, твой первенец… – я осекаюсь, заметив решительность в черноте его глаз.
– Ты. – заканчивает отец.
И это короткое слово по ощущениям напоминает разрыв бомбы. Прямо в моей грудной клетке.
2
На его лице нет и тени сомнения. И я всерьез задумываюсь над тем, что он, должно быть, окончательно слетел с катушек. Да, у него всегда были проблемы с доверием. И он воспитывал нас практически так же, как другие воспитывают своих сыновей, но я –следующий босс Короны? Это уже перебор. Ни один капо не примет этого. Война начнется прежде, чем отец испустит последний вздох.
Тишину нарушает тихий смешок. Отец тут же переводит взгляд с меня на Бьянку. Я вижу, как кулаки за его спиной сжимаются, как лицо приобретает то самое выражение. Он всегда так выглядит перед убийством.
– Встань. – тихо говорит он, слегка склонив голову набок. Сейчас перед нами раненый хищник, и Бьянка в своей обычной манере тычет в него палкой. Вместо того, чтобы подчиниться приказу, она поднимает на меня глаза, выгнув бровь, будто бы спрашивая разрешения. Я едва заметно киваю, и она тут же вскакивает на ноги, устремившись к отцу. Тот уже вышел из-за стола, и ст
– Извинись за проявленное неуважение. – рычит отец, возвышаясь над Бьянкой.
Она низко опускает голову и тут же отвечает тихим, дрожащим голосом, от которого челюсти отца лишь сильнее сжимаются.
– Прошу прощения, отец.
Он смеряет ее взглядом, полным отвращения.
– А теперь пошла вон отсюда.