Забытые крылья

Надя быстро позвонила Леше проверить, как он, и написала Свете, что не приедет ночевать. Ее телефон тоже выключили. И ночью снова была любовь – размеренная и жаркая, утомительная своей чрезмерностью, идеальная для того, чтобы после, тесно обнявшись, уступить сну.

* * *

– Вот видишь, я же говорил, что все будет хорошо. – Вадим вел жену за руку по набережной и улыбался. – Смотри, блики на воде блестят, как металл.

– Они же розовые, Вадька! Это цвет пудры рашель, какой металл? – смеялась Надя, радуясь легкости своего настроения, расслабленной бодрости тела, теплу и силе его пальцев, держащих ее кисть.

– Ты просто девочка, тебе везде мерещится пудра. А почему металлу не быть такого цвета?

В такой дурацкой легкомысленной пикировке, напоминавшей об их давнишней учебе в художественной школе, они дошли до «Музеона» и присели на скамейку.

– Вадь, слушай, а ты правда думаешь, что у меня получится?

– Даже не сомневаюсь! – твердо ответил он, пристально глядя на реку. И после небольшой паузы, вдруг нахмурившись, спросил: – Слушай, ты устала?

– Да нет вроде.

– Пойдем отсюда, а? Честно говоря, ненавижу это место. Зелень, река – да, но эти советские истуканы… Не могу на них смотреть, бесят, – Вадим вдруг заговорил нервным, злым голосом, и в Наде словно погасили зажегшийся вчера свет.

– Уже? Ну пойдем, конечно. – Она еще надеялась, что он услышит в ее голосе грусть и передумает, но Вадим уже встал и развернулся, чтобы идти обратно к «Ударнику». – Погоди, тут же магазин рядом. Дай я зайду посмотрю холсты.

– Ну хорошо, – кивнул он, и они двинулись вдоль левого фасада огромного бетонного здания к знакомому крыльцу магазина для художников. Вадим снова держал Надю за руку, но легкость, которая была с ними еще полчаса назад, уступила место какой-то тяжкой думе.

«Что это с ним опять, – потерянно думала Надя. – Как эти перепады настроения неприятны, я за столько лет не смогла привыкнуть».

Его лицо было суровым и сосредоточенным. В магазине он не сказал ни одного лишнего слова – просто выбрал для Нади два отличных дорогих холста примерно того же формата, как ее старые работы, и быстро вызвал такси.

* * *

Надя, которую перемена в настроении мужа вышибла из колеи, сидела на диване в его мастерской на Плющихе и собиралась с силами, чтобы сказать неизбежное. По крайней мере, неизбежное сегодня.

– Вадь, послушай… Ты только не сердись, хорошо? Я поеду в Кратово.

– Ну естественно. – Вадим, что-то нервно перебиравший на огромном, заляпанном краской рабочем столе, неприязненно поморщился. – Теперь ты, конечно, поедешь в Кратово. Я ведь свою функцию выполнил.

– Ты о чем? – поразилась Надя.

– Ну у тебя теперь будет выставка, ты станешь звездой, а с мужем жить не обязательно. – Он, словно защищаясь, скрестил руки на груди и сжал себя так, что побелели костяшки.

– Вот же… Ну да, ты не можешь сделать ничего для меня просто так. Я должна была догадаться, что ты пожалеешь! – сказала она, вставая с дивана.

– Я не жалею! Не жалею! Но ты ведь не останешься, да? У тебя же там прекрасная вольная жизнь, на природе, с подружкой, с гостями, без всяких обязательств! А ты хоть раз подумала, каково мне здесь одному… – Его губы задрожали, рука нервно взъерошила волосы, и Надя с ужасом подумала, что он сейчас заплачет.

Она метнулась к мужу, словно он был ребенком, который страдает от боли, и прижалась, и прижала, и стала быстро и тепло гладить его по спине, рукам, голове.

– Вадька, милый, ну что ты! Ну о чем ты!

– Да, мне плохо, плохо тут без тебя! Я не могу работать, не могу писать, чувствую себя ненужным, – слабость изливалась из него потоком, словно вытесненная прессом показного мужества и веселья. – Я все лето к тебе ездил, я надеялся, что ты вернешься, а сейчас… Ты что, решила там навсегда остаться?

И он взглянул на нее таким беспомощно-сердитым взглядом из-под влажных ресниц, что ее сердце ухнуло в пропасть.

– Ну конечно, не навсегда. Мне просто надо подумать. Потерпи немного, уже август, дети будут потихоньку разъезжаться. И еще ведь Светка. Ей тоже нельзя одной, Вадь. У нее, похоже, проблемы.

– И что ты теперь будешь делать? – Вадим даже не поинтересовался, что за проблемы вдруг возникли у Светланы, и это было настолько в его стиле, что Надя и не заметила.

– Я подумаю. Но я буду приезжать чаще, обещаю.

– Ты ведь можешь здесь рисовать! Давай ты здесь будешь готовиться к выставке? – Энтузиазм в голосе мужа ее обрадовал, но Надя колебалась.

– Вадь, погоди, ну не гони коней. Если я начну здесь писать, мне придется тут жить постоянно. Сырую картину же не повозишь туда-сюда, – растерянно ответила она. – Давай вот что. Давай подождем, пока Света устроится на эту работу в колледж, о которой Михаил Степанович говорил. Да? У нее появится дело, я ее спокойно оставлю и перееду сюда.

Повисла пауза, и Надя осторожно добавила:

– Если ты к тому времени не передумаешь. – И улыбнулась.

– Я не передумаю. – Обиженно надув губы, Вадим резко привлек жену к себе и начал целовать ее за ухом.