Забытые опылители

Профессор Мардан откровенно говорит о том, как заготовка древесины в окрестных лесах в настоящее время разрушает эту древнюю традицию: «Для многих сборщиков мёда собирательство мёда будет существовать всегда, пока есть пчёлы и лес. Но в настоящее время самой большой угрозой профессии сборщика мёда выглядит истощение запасов цветущих растений во влажном тропическом лесу, вызванное неразборчивыми лесозаготовками. Многие профессиональные сборщики мёда остро чувствуют, что деревья пчёл, которые дают хорошую древесину, должны быть защищены от лесорубов. Их мнению следует уделить первоочередное внимание».

Фактически, некоторые лесничие признают, что гигантские туаланги могут входить в число самых высоких деревьев, остающихся на Земле – они достигают высоты 150 футов или больше. Эти деревья хранят пережитки одних из самых древних отношений между пчёлами, запасами цветов и хозяйствующими людьми. Они также предоставляют охотникам за мёдом возможность получить существенную прибавку к их скудным доходам, избегая исчерпания лесных богатств – и не беспокоя гигантских пчёл настолько, что они навсегда покидают деревья. Пак Тех своими глазами наблюдал возвращение пчёл на одно и то же дерево, с которым он ежегодно работал начиная с середины 1960-х годов. Древние молитвы по-прежнему возносятся – и он по-прежнему использует коровью лопатку вместо металлического ножа и деревянную лестницу вместо алюминиевой – чтобы почтить Хитам Манис, тёмную сладкую богиню, для которой он сам и его семья являются служанками.

Далеко отсюда, на другом конце Евразийского континента, в восточной Испании, древние петроглифы в укрытии на склоне скалы изображают деятельность, подобную той, свидетелем которой я был возле озера Педу. В местечке Барранк Фондо близ Кастельона ваш взгляд поднимается по отвесной скальной стене туда, где пять человеческих фигур лезут по лестнице к гнезду, пока их семьи ждут внизу, охваченные жаждой попробовать мёд. Лестница тянется к гнезду, окружённому пчёлами – гнезду высоко на дереве. Духи пасущихся животных и других существ, ветвистых растений и округлые пятна – летучие мыши, птицы или другие пчёлы – кружатся у кроны дерева. Возраст петроглифов, изображающих диких медоносных пчёл в Барранк Фондо, оценивается, как минимум, в 6000 лет. Сходные изображения лестниц, ведущих к гнёздам гигантских азиатских пчёл, можно найти в убежище дикой природы Джамбудвип в Пахмархи, Индия – они датируются 500 г. до н.э.

Ева Крейн, основатель и бывший директор Международной Ассоциации по научному пчеловодству, документировала самые разнообразные доисторические наскальные изображения медоносных пчёл, возраст которых доходит до 10000 лет до н. э, а возможно, и больше. Крейн утверждает, что петроглифическое наследие – это одно из многих предположений в пользу того, что в ранних человеческих культурах «сформировались близкие отношения с пчёлами, у которых [они] забирали мёд – несмотря на жала – и пчёл часто почитали как волшебных, или даже божественных существ». Специалист по истории отношений с окружающей средой Кейт Томас напоминает нам о том, что эти близкие отношения людей с колониальными опылителями находили выражение примечательным образом:

С пчёлами можно было общаться, поэтому, когда они роились, их владельцы могли свистеть, хлопать в ладоши, звенеть колокольчиками и стучать в тазы и котелки. Это была древняя практика, восходящая ещё к временам Древнего Рима, но всё ещё повсеместно наблюдавшаяся в Англии восемнадцатого века. Её изначальной целью, похоже, было предупреждение соседей о приближающемся рое и предотвращение споров путём установления прав на собственность заранее... Но до начала современной эпохи шум повсеместно расценивался деревенскими жителями как средство обращения к самим пчёлам. Считалось, что он не позволит им улететь слишком далеко; он заставлял их «сплотиться» и поощрял сесть как можно скорее.