Забытые пьесы 1920-1930-х годов

САША. Я уже ознакомился: пьеса не пойдет.

Возвращает рукопись. АВТОР отходит к ДАМЕ.

АВТОР. Тоже?

Указывает на рукопись.

ДАМА. Тоже.

АВТОР. А это у вас что?

ДАМА (подавая потрепанную книжку). «Ревизор».

АВТОР. Одолжите на минутку. (Берет «Ревизора» и подходит к Саше.) Не откажите дать отзыв еще об одной пьесе.

САША. Сейчас посмотрим. (Перелистывает книжку.) [ «Казенного жалования не хватает даже на чай и сахар…» Это мещанское зубоскальство над нашими ставками. Посмотрим дальше… «Верно, уж какая-нибудь брюнетка сделала вам загвоздочку». Что значит — загвоздочку? Это же порнография.

(Перелистывает.) А это что? «…ты строил мост и написал дерева на двадцать тысяч, тогда как его и на сто рублей не было». На что вы здесь намекаете? И это в расцвет нашего строительства. (Перелистывает.) Что ни страница, то какой-нибудь уклон. Вот, пожалуйста: «Ничего не вижу: вижу какие-то свиные рыла вместо лиц…» Это же идеалистическое мировоззрение. Это же мистика.] Что вы думали, когда писали?..

АВТОР. Это не я писал.

САША. Значит, какая-нибудь другая бездарность.

АВТОР. Это Гоголь написал.

САША. Гоголь?

Долгая пауза.

Никогда бы этого про него не подумал.

КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ

Театральный буфет. АКТЕРЫ, АКТРИСЫ.

С видом мученицы входит ЮНОНА АНТОНОВНА.

КОМИК. Юнона Антоновна, мама моя дорогая, нельзя же так страдать.

ЮНОНА. Не утешайте, я все равно не перенесу… Я так слаба, так слаба…

СТАРАЯ АКТРИСА.

И это из-за мужчины. Да если бы все мужчины вокруг меня на колени встали, я бы только гордо и презрительно отвернулась.

ЮНОНА АНТОНОВНА. Ах, нет, я любила Сатурна. Я о своем муже заботилась: прежде чем из дома отпустить, я все у него выспрашивала: куда, зачем, к кому, а потом еще по телефону позвоню, проверю — там ли Сатурн Иванович. Я во все мелочи входила. Письма его распечатывала, деньги в его бумажнике сама пересчитывала.

КОМИК. Вам подкрепиться надо. Покушать не угодно ли? Поросеночка, а. Ну, хоть полпорции, а?..

ЮНОНА АНТОНОВНА (слабо). Целую.

КОМИК подает тарелку, ЮНОНА с аппетитом ест.

ТРАГИК. Юнона Антоновна, вы должны кушать не для себя, а во имя искусства.

ЮНОНА АНТОНОВНА. Искусства… но у меня отнимают роли. Дирекция забыла, как я на этих слабых плечах весь революционный репертуар держала. Как еще в девятнадцатом году я первая роль атеистки играла. Играла искренно, убежденно, даже молилась: «Господи, помоги мне атеистку сыграть». Теперь все кончено.

Отодвигает тарелку.

Дайте мне слабых умирающих звуков, таких же, как я сама.

Берет гитару и поет.

[Душевный смерч и тяжкий гнет

Сжимают бедненькую крошку.Не в силах больше сделать взлетМоя игрушечная ножка.]     В душе моей теперь туман,     Слеза в душе и слезы в небе.     Сгибает горе стройный стан,     Я вся тонка, как будто лебедь.Не сбросить сердцу тяжких пут,Былое счастье вспоминая,Я вся из блесток и минут,Я не такая — вся иная.     В снегах потерян жизни след,     За счастьем следует расплата,     Меня покинул мой Альфред,     И плачет, плачет Травиата.

Вбегает САША БЫСТРЫЙ с листком в руке.

САША. Предлагается подписка на подарок Грааль-Гаремной.

ЮНОНА. Этого только не хватало.

ЛЮБОВНИК. Виноват, по какому же случаю?

САША. Во-первых, потому, что она невеста Сатурна Ивановича…

ЛЮБОВНИК. Виноват. Подарки должен делать жених, а не труппа. Насколько я понимаю, Сатурн Иванович вступает в брак единолично.

САША. А вы бы хотели, подписавши по рублю, вступить в брак все? Но вы меня не дослушали. Во-вторых, Грааль-Гаремная справляет двухлетний юбилей своей театральной деятельности.

ТРАГИК. Двухлетний юбилей!.. Где мы живем?.. Господи, сделай меня итальянцем. Я подпишу этот лист, только перешагнувши через свой собственный труп.

СТАРАЯ АКТРИСА. Чествование, подарок… И кому? Грааль-Гаремной.

Входит САТУРН и останавливается позади актрисы.

Этой… (актриса оглядывается) талантливой актрисе, нашей гордости, да я первая подпишу.

Идет и подписывает.

САТУРН. Что это за подписка?

САША. На подарок Зинаиде Львовне по вашему распоряжению и по инициативе труппы.