Забытые письма

– Просто дивно! – кивнула Лайза. – Ой, только как же ты будешь управляться? – Она озадаченно обвела глазами комнатушку. – Места здесь ведь больше не становится?

Им не удалось подыскать другое жилье, как она надеялась. Деньги словно утекали сквозь пальцы. Хорошо Лайза подарила ей плетеную колыбельку, так что несколько месяцев они продержатся. Сельма написала Джейми – думала, он на какое-то время вернется, поможет ей с маленькой Шери, как она стала называть малышку. Но ему удавалось получать все новые и новые заказы на студиях, поэтому дом лежал в стороне от его поездок.

Его новый агент, Дэнни Стил, старался вовсю.

Джейми хорошо вписался в картину о зверобоях – длинноволосых, с бородами, в бобровых шкурах. Да, по всей видимости, ей снова придется стать Зельмой Барр и вернуться к первым поселенцам, а маленькая Шери тоже вполне сойдет за реквизит, если, конечно, ей позволят взять ее на съемочную площадку. А что, будет, как и прежде, толкать коляску – улица та же, только ребенок настоящий. А если заплачет, так не страшно – кино-то немое.

С тех пор как закончился их медовый месяц, как только животик обозначился явно, она больше не выезжала на дальние съемочные площадки. Когда у Лайзы случались каникулы, они вместе отправлялись на океан. Да, Лайза всегда заполняет то место, которое оставил Джейми. Но она так быстро взрослеет, в школе у нее появилось много друзей. Вот собирается в колледж, хочет изучать географию. Сельма со страхом ждала той минуты, когда их пути окончательно разойдутся, и понимала, что это неизбежно.

Ее новая жизнь, череда событий – так стремительно посыпались одно за другим, словно кто-то одним ударом вышиб ряд кеглей: эмиграция, свадьба, ребенок… Йоркширские ее корни выдернули и пересадили в здешнюю сухую землю. Сельма не была уверена, что они хорошо прижились, и то и дело вспоминала Аризону, поездки через полынь и мескитовые деревья, горы, ущелья – так странно, но те места отчего-то казались ей более родными, чем здешние.

– Когда-нибудь я отвезу тебя туда, – шептала она дочке, безмятежно чмокавшей губками у ее груди, – тебе понравится там. Найдем для тебя пони, это такие маленькие лошадки, будем вместе кататься. – По щекам ее катились слезы – слезы грусти и гордости. Ах, если бы Джейми вернулся домой, если бы только увидел свою крошечную чудесную доченьку! Ей так хотелось, чтобы они стали настоящей семьей.

Но в длинном письме домой не было ни строчки печали или тревоги. Она вложила фотографии Шери в викторианском кружевном платьице и чепчике – в тех, что Сельма взяла напрокат в костюмерной, чтобы покрестить малышку. У нее были рыжевато-золотистые волосики и темные глазки – такое необычное сочетание. Ну вылитый папа, вся в него пошла. Маме Сельма сказала, что девочка родилась немного раньше срока – чтобы не возникло подозрений, что ребенок был зачат вне брака.

Неделя шла за неделей, но Джейми не торопился домой – напротив, ссылался на съемки, и понемногу ее начало точить сомнение, все больше пугавшее ее: он собирается их бросить.

Он нацелен только на карьеру и не позволит, чтобы теперь, когда у него что-то начало получаться, хоть кто-то помешал бы ему – и уж точно не нужен ему тут крошечный младенец. Так, значит, она остается одна, сама должна заботиться о себе, и значит, нет у нее другого выбора, как только снова искать работу. Не могут же они питаться воздухом.

* * *

Хестер с растущим интересом следила за газетной дискуссией: шло бурное обсуждение по вопросу об отмене смертной казни в армии. Эрнест Тёртл, член парламента от лейбористов, активно пропагандировал предложение в Национальной федерации комиссованных солдат. В парламенте обсуждали принятие билля об отмене смертной казни в Вооруженных силах. Она пыталась завести на эту тему разговор с Эсси, но та мгновенно замыкалась в себе, не желая обсуждать военную тему ни в какой форме.

Они никогда не говорили о том, что же на самом деле произошло с Фрэнком. Эту закрытую книгу лучше им никогда не открывать, если они хотят остаться по одну сторону баррикад. Довольно и того, что своей настойчивостью она убедила приходской совет: в День памяти по погибшим должен звонить колокол, и больше ничего, никаких демонстраций. Церковь согласилась с таким решением, а те жители деревни, что остались недовольны, обратились в городской совет Совертуэйта и договорились, чтобы имена их близких выбили на тамошнем мемориале.

Нельзя сказать, что принятое решение было горячо поддержано, и все же после ожесточенных споров то один, то другой тихонько присаживался рядом с Хестер и вполголоса рассуждал:

– Всех или никого… Мы должны быть справедливы ко всем молоденьким ребяткам, которые пошли на фронт добровольцами, и к тем, кого призвали, – все они служили своей стране и заплатили своей жизнью. Мы должны чтить память каждого. И не нам судить, кто из них сражался храбрее других.