Забытый сад

— Значит, ты можешь представить, что я почувствовала, когда та женщина протянула мне их. За день до того я проехала всю дорогу до Корнуолла и бродила из дома в дом, вежливо отказываясь принять различные предметы, которые явно ни на что не годились. Честно говоря, — Руби закатила глаза к потолку, — ты удивишься, узнав, что люди считают подходящим. Когда я подъехала к очередному дому, мне казалось, что еще немного, и я брошу свою затею. Это был один из прибрежных домиков с крытой соломой крышей и мне ужасно захотелось слинять, когда Клара открыла дверь. Забавное маленькое существо вроде персонажа Беатрис Поттер,[16] старая курица-наседка в фартуке домохозяйки. Она провела меня в самую крошечную и заставленную гостиную на свете — моя квартирка по сравнению с ней особняк — и настояла, чтобы я выпила чаю. Я бы в тот момент предпочла виски, после такого-то дня, но плюхнулась на подушки и приготовилась смотреть, на какой совершенно бесполезный предмет она собирается потратить мое время.

— И она дала тебе их.

— Я сразу поняла, чьи это рисунки. Они не подписаны, но на них есть оттиск Уокера. Видишь, в левом верхнем углу? Клянусь, меня аж затрясло, когда я его увидела. Чуть не опрокинула на них чашку с чаем.

— Но откуда они у нее? — спросила Кассандра. — Где она их взяла?

— Сказала, что нашла в вещах матери, — ответила Руби. — Ее мать, Мэри, въехала в дом вместе с Кларой, когда овдовела, и прожила в нем до самой смерти в середине шестидесятых. Обе были вдовами и, полагаю, приятной компанией друг для друга, поскольку Клара с радостью угостила беспомощного слушателя рассказами о дорогой мамочке. Прежде чем я ушла, она заставила меня подняться по чертовски опасной лестнице, чтобы взглянуть на комнату Мэри. — Руби наклонилась к Кассандре. — Ну и удивилась же я! Мэри уже сорок лет как умерла, но в комнате все осталось так, словно она может прийти домой в любую минуту. Страшновато, но мило: узкая односпальная кровать, идеально заправленная, на прикроватном столике — газета с наполовину заполненным кроссвордом на верхнем листе. А дальше под окном, маленький запертый сундучок — вот мучение! Руби пальцами пригладила растрепанные седые волосы. — Право слово, пришлось собрать всю силу воли, чтобы не рвануть через комнату и не раскурочить замок голыми руками

— Она открыла сундук? Вы увидели, что внутри?

— Увы, нет. Я оставалась кроткой и сдержанной, а через пару мгновений хозяйка увела меня. Пришлось довольствоваться эскизами Натаниэля Уокера и уверениями Клары, что больше ничего такого в вещах ее матери нет.

— Мэри тоже была художницей? — спросила Кассандра.

— Мэри? Нет, домохозяйкой. По крайней мере, большую часть жизни. Во время Первой мировой трудилась на военном заводе, но, думаю, потом работу оставила. Ну, то есть в некотором роде оставила. Она вышла за мясника и остаток дней готовила кровяную колбасу да драила разделочные доски. Уж и не знаю, что хуже!

— И все же, — нахмурилась Кассандра, — как, черт побери, они попали к ней в руки? Натаниэль Уокер славился скрытностью в отношении своих работ, его эскизы невероятно редки. Он никому не дарил их, даже почти не подписывал контракты с издателями, которые хотели сохранить авторское право на оригиналы, а ведь то были законченные произведения. Представить не могу, что заставило его расстаться с этими незаконченными работами.

Руби пожала плечами.

— Она их одолжила, купила, может быть, украла. Не знаю, и должна признать, мне все равно. Я с радостью отнесу их на счет очередной красивой загадки жизни. Я лишь благодарю Господа, что они попали ей в руки и что она так и не поняла их ценности, не развесила по стенам и тем самым столь чудесно сберегла в течение всего двадцатого века.

Кассандра наклонилась к рисункам. Она узнала их, хотя раньше не видела. Ошибиться невозможно: ранние черновики иллюстраций для книги сказок. Нарисованы более быстро, линии прочерчены пылко, полны первого порыва художника. У Кассандры перехватило дыхание, когда она вспомнила, как чувствовала то же самое, начиная каждый свой новый рисунок.

— Невероятный шанс увидеть работу в развитии. Иногда мне кажется, что наброски намного больше говорят о художнике, чем законченные произведения, — произнесла она.

— Подобно скульптурам Микеланджело во Флоренции. — добавила Руби.

Кассандра покосилась на нее, радуясь ее проницательности.

— У меня мурашки по коже побежали, когда я впервые увидела фото того колена, выступающего из мрамора. Словно фигура все это время была поймана внутри и лишь ждала, пока придет кто-то достаточно искусный и освободит ее.

Руби просияла.

— Послушай, — загорелась она внезапной идеей, — сегодня твой единственный вечер в Лондоне, так давай поужинаем, как короли. Я собиралась пересечься со своим другом Греем, но он поймет. Или посидим втроем, в конце концов, чем больше, тем веселее…

— Простите, мэм, — произнес голос с американским акцентом, — вы здесь работаете?

Высокий черноволосый мужчина подошел и встал между ними.

— Работаю, — ответила Руби. — Чем могу помочь?