Читаем Забытый сад полностью

— Доброе утро, мисс, — сказала она. — Меня зовут Мэри, я принесла вам завтрак. Миссис Хопкинс сказала, сегодня вы можете позавтракать у себя, раз вчера предприняли такое долгое путешествие.

Элиза поспешно села за маленький столик. Ее глаза широко распахнулись, когда она увидела содержимое подноса: горячие булочки, щедро намазанные тающим маслом, белые горшочки, до краев наполненные всевозможными фруктовыми джемами, пара копченых селедок, горка взбитых яиц, жирная, блестящая сосиска. Сердце девочки запело.

— Вы такую страшную грозу привезли вчера вечером, — заметила Мэри, распахивая шторы. — Я едва добралась до дома, даже подумала было, что придется остаться здесь на ночь!

Элиза прожевала хлеб и спросила:

— Ты не живешь здесь?

Мэри засмеялась.

— Ни в коем случае, остальным, может, и все равно, но я бы не хотела здесь жить… — Она глянула на Элизу, розовый румянец залил ее щеки — То есть я живу в деревне. С мамой, папой, братьями и сестрой.

— У тебя есть брат? — Элиза подумала о Сэмми, и внутри ее разверзлась пустота.

— Ну да, конечно, целых три. Два старших и один младший, хотя Патрик, самый старший, больше не живет дома. Но все еще рыбачит на лодке вместе с папой. Он, Уилл и папа выходят в море каждый день, несмотря на погоду. Младшему, Роли, всего три, он сидит дома с мамой и крошкой Мэй. — Она взбила подушки на кресле у окна. — Мы, Мартины, всегда работали в море, мой прадедушка был одним из пиратов Тредженны.

— Из кого?

— Из пиратов Тредженны, — повторила Мэри, ее глаза недоверчиво расширились. — Вы что, о них не слышали?

Элиза покачала головой.

— Пираты Тредженны были самой ужасной бандой на свете. В свое время они правили морями, привозили виски и муку, когда народ на берегу не мог их иначе достать. Грабили только богатых, между прочим. Совсем как… как же его… только на море, а не в лесу. Тут есть цепочки тоннелей, вьются через холмы, один или два тянутся до самого моря.

— А где же море, Мэри? — спросила Элиза. — Оно рядом?

Мэри снова странно посмотрела на нее.

— Ну конечно, детка! Разве вы его не слышите?

Элиза замерла и прислушалась. Слышит ли она море?

— Слушайте, — сказала Мэри. — Вшшшш… вшшшш… вшшшш… Это и есть море. Дышит, как всегда. Неужели вы и вправду его не слышите?

— Слышу, — ответила Элиза. — Просто я не знала, что это море.

— Не знали, что это море? — усмехнулась Мэри. — А что же это, по-вашему?

— Я думала, это поезд.

— Поезд! — Мэри разразилась смехом. — Ну вы шутница! Станция отсюда очень далеко. Подумали, что море — это поезд. То-то я повеселю своих братьев!

Элиза вспомнила, как мать рассказывала о песке и серебристой гальке, о ветре, пропахшем солью.

— Мэри, можно, я схожу и посмотрю на море?

— Я думаю, можно. Только постарайтесь вернуться до того, как повариха прозвонит ко второму завтраку. Госпожа сегодня утром вышла с визитом, так что ничего не заметит. — Облачко набежало на веселое лицо горничной, когда она упомянула хозяйку. — Только не забудьте вернуться раньше ее, поняли? Она любит правила и порядок и не любит, когда ей перечат.

— Как мне туда попасть?

Мэри подозвала Элизу к окну.

— Идите сюда, детка, я вам покажу.


Воздух здесь был другим, и небо тоже. Оно казалось более ярким и далеким. Не то что серая крышка, которая низко нависла над Лондоном, вечно угрожая захлопнуться. Ветра высоко подняли это небо над водой, точно огромную белую простыню в день стирки. Оно летело по воздуху, вздымалось все выше и выше.

Элиза стояла на краю утеса и смотрела через бухточку на темно-синее море, то самое, по которому ходил ее отец, на пляж, который знала ее мать, когда была девочкой.

После ночной грозы бледный берег был усеян плавником. Изящные белые ветки, сучковатые и отполированные временем, торчали из гальки, точно рога огромного призрачного зверя.

Элиза почувствовала в воздухе соль, совсем как рассказывала мать. За пределами странного дома она внезапно ощутила легкость и свободу. Девочка глубоко вздохнула и начала спускаться по лестнице, перебирая ногами все быстрее и быстрее, отчаянно стремясь оказаться внизу.

Достигнув гальки, Элиза села на гладкий камень и развязала ботинки непослушными пальцами. Она закатала бриджи Сэмми выше колен и подошла к краю воды. Камни, равно гладкие и острые, были теплыми под ее ногами. Она мгновение постояла, глядя, как огромная синяя тяжесть набегает и отступает, набегает и отступает.

Затем, глубоко вдохнув соленого воздуха, Элиза прыгнула вперед, намочив пальцы ног, лодыжки и колени. Она бежала вдоль берега, смеялась, оттого что холодные пузырьки щекотали пальцы ног, подбирала чудесные ракушки и даже нашла принесенный морем обломок в форме звезды.

Бухта была маленькой, с крутым изгибом, и Элизе понадобилось не много времени, чтобы обежать ее. Когда она добралась до конца, то, что издали казалось простым темным пятном, обрело третье измерение. Огромная черная скала торчала из утеса и пронзала море. Она походила на мощные клубы злого черного дыма, который замер во времени, проклятый на вечную твердость, не принадлежащий ни земле, ни морю, ни воздуху.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Стилист
Стилист

Владимир Соловьев, человек, в которого когда-то была влюблена Настя Каменская, ныне преуспевающий переводчик и глубоко несчастный инвалид. Оперативная ситуация потребовала, чтобы Настя вновь встретилась с ним и начала сложную психологическую игру. Слишком многое связано с коттеджным поселком, где живет Соловьев: похоже, здесь обитает маньяк, убивший девятерых юношей. А тут еще в коттедже Соловьева происходит двойное убийство. Опять маньяк? Или что-то другое? Настя чувствует – разгадка где-то рядом. Но что поможет найти ее? Может быть, стихи старинного японского поэта?..

Александра Борисовна Маринина , Александра Маринина , Василиса Завалинка , Василиса Завалинка , Геннадий Борисович Марченко , Марченко Геннадий Борисович

Детективы / Проза / Незавершенное / Самиздат, сетевая литература / Попаданцы / Полицейские детективы / Современная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее