Забытый сад

Он какое-то время стоял в прихожей и казался больше и смуглее, чем в ее воспоминаниях. Затем Элиза указала на крючок для одежды. Натаниэль снял пальто и улыбнулся, почти благодарно. Тогда Элиза поняла, что он волнуется не меньше ее.

Натаниэль проследовал за ней на кухню, стремясь укрыться за надежностью стола, и облокотился на край стула.

Элиза стояла с другой стороны, вытирала чистые ладони о юбку, не зная, что сказать, как продолжить встречу. Конечно, лучше всего сделать что положено и покончить с этим. Какой смысл затягивать неловкую паузу? Элиза открыла рот, но Натаниэль заговорил первым…

— …подумал, что тебе может быть интересно. Я работал над ними весь месяц.

И тогда она заметила, что Натаниэль принес с собой кожаный портфель.

Он положил его на стол и вынул папку с бумагами. Элиза поняла, что это эскизы.

— Я начал с «Волшебной охоты».

Натаниэль сунул ей лист бумаги, Элиза заметила, что его руки дрожат.

Ее взгляд упал на иллюстрации: черные и белые линии, заштрихованные тени. Бледная стройная женщина полулежит на россыпи речной гальки, вот она сидит в холодной темной башне. Лицо женщины соткано из тонких длинных линий. Она прекрасна, волшебна, эфемерна, совсем как в сказке Элизы. И все же в лице преследуемой феи, изображенной художником, крылось нечто, что поразило Элизу. Женщина на рисунке была похожа на ее мать. Не буквально, сходство заключалось не только и не столько в изгибе губ, в холодных миндалевидных глазах, в высоких скулах. Неким непостижимым образом, при помощи неведомой магии Натаниэль запечатлел Джорджиану, изображая безжизненные руки и ноги феи, ее усталость, непривычную покорность в ее чертах. Но самое странное, Элиза впервые поняла, что в сказке о преследуемой фее описала собственную мать.

Она взглянула на художника и утонула в его темных глазах, проникающих в душу. Натаниэль удержал взгляд Элизы, и свет камина внезапно вспыхнул ярче.

Обстоятельства, в которых они находились, делали их голоса слишком громкими, движения — слишком резкими, воздух — слишком холодным. Акт оказался не таким омерзительным, как она боялась, но и банальным его нельзя было назвать. В нем открылось нечто неожиданное, то, чем Элиза, против воли, наслаждалась. Близость, интимность, которой она была лишена так долго. Она почувствовала себя частью пары.

Элиза, конечно, в паре не была. Помыслить о подобном, даже мгновение, означало предать Розу, и все же… Пальцы Натаниэля на спине, боках, бедрах. Жар соприкосновения обнаженных тел. Его дыхание на ее шее…