Забытый вальс

Наташа сняла первый слой бумаги, второй, третий. На столе перед ней лежали: плоский вишневого цвета бархатный футляр, две маленькие, тоже бархатные коробочки, большой прямоугольный сверток и четыре длинных сверточка, тоже завернутых в пергаментную бумагу. Она развернула один из длинных тяжелых свертков, на стол, покрытый толстой вязаной скатертью, с глухим стуком вывалилась кучка желтых монет с двуглавыми орлами на одной из сторон. Это были царские золотые десятки, ей приходилось держать их в руках, еще на свадьбу дядя подарил ей две монеты. Из одной были сделаны обручальные кольца, из другой – сережки и колечко с бирюзой для нее. Все это давно уже было обменено на продукты.

Она завернула все в платок, убрала в сундук и закрыла его на навесной замок. Накрыла простыней тело покойницы. Перетащила к себе в комнату подшивки журналов, затопила буржуйку. Еще осенью дворник Ильдар поставил над буржуйкой каркас железной кровати без сетки, положил на него несколько металлических уголков, на них положил кирпичи, которые он с матерью натаскал из развалин разбомбленного дома, и обложил буржуйку кирпичами с боков. На кирпичи сверху положили матрац, на котором и спали Наташа с Васей. Кирпичи, хоть и несильно, но прогревались, тепло, проходящее сквозь щели в кирпичах, быстро нагревало матрац, и спать было не так уж холодно. Когда надо было сварить кашу или вскипятить чайник, матрац сворачивали и вынимали пару кирпичей, чтобы получить доступ к раскаленному верху буржуйки.

Наташа сварила две картофелины и поделила пополам зачерствевший кусок хлеба, найденный в комнате соседки. Она дождалась вечера, кроя из меховой накидки заготовки для Васиного пальтишки. Затем уложила Васю, дождалась, пока он заснет, сняла с полки старую, еще дореволюционную жестяную коробку из-под конфет, в которой хранились письма и открытки от родных, и снова пошла в комнату Надежды Борисовны. Там она достала узелок с драгоценностями из сундука, переложила в коробку, аккуратно упаковав в пергаментную бумагу, колье и футляр с пасхальным яйцом. Подумала, добавила два свертка с монетами. Затем закрыла коробку и зашила ее в мешковину. Получилось что-то вроде небольшой посылки. Оставшиеся драгоценности, а в двух маленьких футлярах были золотые серьги и кольцо с прозрачными камнями, она увязала в узелок и спрятала узелок и зашитую коробку у себя в одном из ящиков комода.

Сейчас следовало решить, что же делать дальше. Наташа мысленно перебрала в уме всех знакомых, к кому можно было бы обратиться для обмена найденного на что-нибудь съестное. Свои серьги и кольца она в сентябре обменяла на крупу и картошку у знакомого подруги, с которой вместе работала. Но та жила очень далеко, и идти к ней надо пешком по сильному морозу, а потом еще предстояло искать ее знакомого, да и живы ли они оба? В родном доме близких знакомых почти не осталось, после ареста мужа большинство соседей избегали ее. Может, стоило поговорить с дворником, он человек неглупый, работает в доме чуть ли не сорок лет, знает всех жильцов?

На следующее утро она взяла хлебную карточку Надежды Борисовны и по дороге в магазин зашла в полуподвальную дворницкую, где жил Ильдар. Он был одинок, жена умерла лет десять назад, а их пятеро сыновей, все как один закончив рабфак строительного института, давно разъехались по многочисленным стройкам страны.

Дверь в дворницкой обледенела по краям. Наташа с трудом открыла ее, спустилась по ступенькам вниз. Ильдар сидел возле печки и грел руки у приоткрытой дверцы.

– Здравствуй, Наташа, – первым поздоровался он, увидев Наташу.

– Здравствуй, Ильдар. Замерз?

– Да, старый видно стал. Когда раньше такое было, чтобы снег разгребал и замерз? Приходишь домой, пар валит. А сейчас дорожку немного расчистил, сердце колотится, стою, отдыхаю. Погребу немного, отдыхаю больше, как не замерзнуть. Чтобы хорошо работать баранину кушать надо, шурпу кушать надо. А на одном хлебе разве работать можно? Месяц уже по карточкам кроме хлеба ничего не дают.

– Ты знаешь, соседка моя Надежда Борисовна умерла, что делать, я не знаю.

– Машина раз в неделю приезжает, собирает всех на нашей улице. Кого просто в сквер выносят, кто в квартирах лежит. Сейчас холодно, если у нее в комнате не топить, то пусть там и лежит.

– Да понимаешь, у меня же сын маленький. Я ухожу за хлебом, а он один остается, ему страшно будет.

Хорошо, сегодня часа в два машина с матросами должна прийти, тут у нас в подвале склад был, они перевозят. Я попрошу, чтобы они твою соседку в сквер перенесли.

– Спасибо, Ильдар. Да, вот еще я хотела с тобой посоветоваться. Как ты думаешь, за золото можно что-нибудь из еды выменять? У меня есть две николаевских десятки и сережки с колечком. Ты не знаешь таких людей? Может в нашем доме кто-нибудь есть?