Забытый вальс

Николай унес бокал с нетронутым коньяком на кухню, быстро собрался, сунул в боковой карман сумки все свои документы, положил пакет с фотографиями находки, сережкой и образцами монет, уложил кое-что из одежды, книги, пару коробок с дискетами. Немного подумав, отсоединил от компьютера внешний модем, тоже сунул его в сумку. Потом он перепрограммировал настройки телефона так, чтобы можно было по запросу с другого аппарата прослушивать номера телефонов, с которых ему звонили, и оставленные сообщения. Затем он вышел из квартиры, поставив ее на охрану. Когда он закрывал входную дверь, то, поморщившись, выдернул волос с головы, там, где они оставались подлинней, и осторожно сунул между дверью и металлическим косяком, на той высоте, где находился нижний край ручки. На всякий случай подергал выступающий кончик волоса, вроде бы держался крепко.

Выйдя на улицу, он огляделся, почему-то вдруг возникло ощущение, что за ним следят. Подойдя к своей «мазде», стоявшей около подъезда, с помощью заранее приготовленного зеркальца осмотрел днище и не обнаружил ничего постороннего. Машина вообще-то была куплена по доверенности, и вряд ли кто-то мог добраться до нее, если только за ним не следили, но береженого бог бережет. Сев в машину, он сделал круг около дома на первой скорости, проверил работу тормозов, все было нормально. И только сейчас он понял, что майка и рубашка на спине промокли от пота, а со лба сейчас начнет капать. Он вытер лоб носовым платком, выругавшись про себя, со злостью бросил его на соседнее сиденье, доехал до ближайшего универсама, расположенного около замусоренного пруда. Там еще сохранились телефоны-автоматы, и он позвонил Володьке Казаковцеву. На счастье тот оказался дома.

– Слушай, Володь, на даче у тебя с недельку пожить можно?

– Не вопрос, но тебе здорово повезло, я через пару часов в Алушту уезжаю, мог и не застать. А ты что с Людкой закрутил?

Николай поморщился, ему сейчас меньше всего хотелось обсуждать с приятелем свои личные дела,

– Без комментариев. На самом деле мне кое с чем разобраться надо, в сельской так сказать тишине.

– Ну, давай, разбирайся. Ко мне домой можешь не заезжать, ключ у соседки возьмешь, у Агриппины Прокопьевны, в зеленом доме с черепичной крышей, тетка такая молодящаяся. Я ей позвоню сейчас, у нее телефон есть. Пока! Приеду, увидимся.

Николай закупил недельный запас продовольствия, по Алтуфьевке выехал на кольцевую, оттуда перешел на Белорусское и через час уже въезжал в дачный поселок.

Агриппина Прокопьевна оказалась дома. Это была дама неопределенного возраста, из тех, для кого возрастное летоисчисление заканчивается после сорока. Она усиленно кокетничала с Николаем, томным голосом попросила называть ее – Агри, приглашала его попить чайку, жалуясь на одиночество и, как она выразилась, «нищету провинциальной духовной жизни». Николай пообещал зайти как-нибудь, но только непременно с женой, после чего соседка заметно подувяла, но опять расцвела, бросив взгляд на загорелые руки Николая и не обнаружив ни самого обручального кольца, ни даже белой полоски от него. На прощанье она назвала Николая шалунишкой и пообещала сама навестить его, если он не зайдет к ней попить чайку с ее дивным крыжовенным вареньем «по-монастырски».

Отбившись от поползновений Агриппины Прокопьевны, Николай открыл ворота Володькиной дачи, въехал во двор и поставил машину в просторный кирпичный гараж.

Выйдя из гаража, он остановился и в первый раз за последние три часа опять почувствовал успокоение в душе и услышал тишину. На самом деле тишина полна звуков. Особенно ярко он это понял на космодроме, когда, находясь недалеко от старта при запуске очередного «изделия», услышал, как все звуки вокруг моментально потонули в какафоническом жутком реве, вызывавшем из глубин сознания воспоминания о каких-то первобытных катаклизмах. Когда за низкими серыми облаками исчезло, наконец, яркое пятно света с трепещущими краями от двигателей ракеты, ему показалось, что он оглох. Мозг переключил порог восприятия звуков, защищая слух от запредельной перегрузки. Такого ощущения он больше не испытывал никогда. Сначала вернулись внутренние звуки, он услышал пульсирующий шум в ушах и, кажется даже биение сердца. Один из его сослуживцев обратился к нему, но Николай в первый момент видел только движения губ говорящего и ничего не слышал, и только к концу фразы до него откуда-то издалека дошел знакомый голос.