И словно кто-то другой вошёл в тело авантюриста, заставил его руки поднять автомат на уровень груди и упереть приклад в плечо. Нет, он сам никогда бы не смог этого сделать. Казалось бы, что может быть проще, чем выстрел? Раз плюнуть. Но сейчас нажимать на спусковой крючок казалось таким же тяжёлым, как толкать большой каменный валун в гору. Но Ярый всё же сумел – и заставил себя выстрелить в казавшуюся столь хрупкой и нежной женскую фигурку. Автомат плюнул огнём.
Вальс оборвался, словно чья-то рука убрала воображаемую иглу с воображаемой пластинки. Музыка умолкла, и в этот раз, хотелось бы верить, уже навсегда. Вместо неё обрушилась оглушительная тишина. А затем всё окончательно погрузилось во мрак, и сознание авантюриста кануло в счастливое забвение.
Часть четвёртая. Оставаться человеком. Глава 30. Ком в горле
ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ. ОСТАВАТЬСЯ ЧЕЛОВЕКОМ
Джордж Оруэлл, «1984»
Глава 30. Ком в горле
– …Вставай, боец! – чей-то окрик резко ворвался в сознание Ярого. Если слышит – значит жив. Это уже хорошо. Следом пришла лёгкая боль от пощёчины, но по сравнению с ментальной атакой контролёра она показалась Ярому щекочущей, даже приятной. Авантюрист усилием воли выдернул своё сознание из беспамятства и с трудом открыл глаза. Над Ярым склонились Холод и Шаман, пристально вглядываясь ему в лицо.
– Моргни, если слышишь меня, – сказал Холод. Ярый моргнул. – Отлично! Говорить можешь?
– М-м-могу, – хрипло выдавил Ярый. – Что по обстановке?
– Чисто. База под нашим контролем.
Встать получилось не с первого раза. К счастью, напарники поддержали Ярого под руки.
– Ты молодец, парень, контролёра завалил! – восторженно выпалил Шаман. – Как это у тебя получилось?!
– Оставь его в покое, Шаман, – сказал Холод. – Дай ему оклематься.
Ярый огляделся. Он находился всё в том же кабинете Азазеля. У дальней стены лежал изрешечённый свинцом труп странного существа. Авантюрист, ещё шатаясь, с любопытством подошёл поближе, чтобы рассмотреть контролёра. Мутант походил на карлика с непропорционально большой головой, из одежды на его теле имелись только какие-то жалкие лохмотья. Он был почти лысым, ни следа не осталось от «роскошной» бороды, на голове лишь несколько волосинок. Чёрные, выпученные глаза неподвижно уставились в потолок. С трудом верилось, что это и вправду Азазель. Его истинное обличие разительно отличалось от того «боевого скафандра», который он демонстрировал окружающим. Авантюрист даже грешным делом подумал – а может, всё, не только внешность Азазеля, было сплошным наваждением? И сейчас он выйдет наружу, а там ни памятника Ленину, ни этого странного города?..
– Ты что, никогда контролёра не видел, что ли? – спросил Шаман.
Ярый внезапно почувствовал у себя за пазухой что-то горячее. Жар исходил из внутреннего кармана куртки. Авантюрист расстегнул карман и вытащил… «стальную блоху». Ярый положил её туда давным-давно и забыл, а «серафимы» каким-то чудом не отобрали при обыске.
Плоская окружность, похожая на маленький диск, сильно оплавилась по краям, и сейчас с шипением продолжала плавиться. Авантюрист выронил реликвию на пол – «блоха» едва не прожгла ему перчатку! Ещё мгновение, и она превратилась в дымящуюся лужицу неизвестного вещества серебристо-металлического цвета.
Эту «блоху» Ярый когда-то оставил как память о Карпе, потому что она появилась рядом с подлянкой на том месте, где погиб напарник. Одним из свойств реликвии была защита от пси-воздействия. Так что, похоже, она послужила существенным подспорьем в ментальном поединке с контролёром.
Отряду Холода действительно удалось застать врасплох капитанов. Кроме Сэнсэя, Степашки и Гулливера, потерь со стороны авантюристов больше не было. Троих капитанов уничтожили на месте, троих, в том числе женщину по прозвищу Пиранья, захватили в плен. Сейчас они находились в помещении бывшей гауптвахты, под присмотром Блэкмора, Пушкина и других.
На улице светало. Памятник Ленину стоял на привычном месте. Рядовые «серафимы» выползали из своих нор, разбуженные пальбой и грохотом, и недоумённо хлопали глазами, не понимая, что стряслось. Ещё не до всех дошло, что власть на базе сменилась. Рассвет ознаменовался неоднозначными чувствами и переживаниями. Одни были счастливы от того, что смогли наконец воссоединиться с друзьями, как, например, Кухня и его давний приятель Винт. А кто-то, наоборот, оплакивал павших товарищей, как Филя своего верного напарника Степашку. Но всё-таки радости это утро принесло больше, чем печали.