Зачем Сталин создал Израиль?

Первого января пятьдесят седьмого года Гамаль Абд-аль Насер, разговаривая с новым послом, Евгением Киселёвым, велеречиво напомнил, как он говорил Шепилову «о значении палестинской проблемы для сохранения и упрочения арабского единства. Это гвоздь, на котором и висит единство».

Пятнадцатого февраля пятьдесят восьмого года министр иностранных дел Сирии Салах Битар столь же откровенно сказал советскому послу Сергею Немчине:

«Сирия не заинтересована в урегулировании палестинской проблемы на основе решения ООН о разделе Палестины от сорок седьмого года, так как это могло бы привести к тому, что арабские страны должны будут пойти на признание Израиля и на признание самого факта раздела Палестины, который арабы считают несправедливым актом и с которым они не смогут согласиться. Сирия, как в прошлом, так и сейчас, не признает упомянутой выше резолюции ООН о разделе Палестины».

Советская дипломатия в какой-то момент стала утрачивать самостоятельность и делала только то, что желали Египет и Сирия. Эти арабские страны вовсе не отвечали взаимностью и не учитывали в своей политике интересы Советского Союза.

Мозговой центр советской дипломатии, Комитет информации при министерстве иностранных дел, рекомендовал не выдвигать никаких инициатив по урегулированию арабо-израильского конфликта и избежать обсуждения этого вопроса на Генеральной Ассамблее ООН. И эта рекомендация была исполнена…

Зачем Израиль принял участие в синайской войне?

Он был напуган массированными поставками советского оружия Египту и Сирии. Такое количество оружия меняло соотношение сил и рождало у арабсоких политиков желание взять реванш за проигранную войну сорок восьмого года.

Этого же мнения придерживались и американские военные.

Председатель комитета начальников штабов США адмирал Артур Рэдфорд сообщил президенту и министру обороны:

«До апреля пятьдесят седьмого года военная мощь Израиля и арабских стран будет примерно на одном уровне. После весны пятьдесят седьмого года начнет выявляться военное превосходство арабов, и, если теперешняя тенденция сохранится, оно будет постепенно возрастать».

Израильтяне попросили Соединенные Штаты продать им оружие. По совету государственного секретаря Джона Фостера Даллеса президент Эйзенхауер ответил отказом.

В такой ситуации израильские военные считали, что нужно нанести удар по египетской армии раньше, чем она успеет освоить советскую боевую технику.

В октябре пятьдесят пятого года заместитель начальника американской военной разведки адмирал Эдвин Лейтон доложил председателю комитета начальников штабов: «Хотя израильтяне, по-видимому, понимают, что эффект от советского оружия не будет быстрым (предполагается, что большую часть техники и снаряжения Египет сможет успешно использовать не раньше чем через год), они считают, что у них осталось немного времени, чтобы справиться с ситуацией».

Летом пятьдесят шестого года М.П. Попов, отработавший второй срок в советском посольстве в Израиле, вернулся в Москву. Пришел к заведующему отделом стран Ближнего и Среднего Востока МИД Г.Т. Зайцеву. В кабинете находился и посол в Иране А. Лаврентьев, бывший заместитель министра. Они стали расспрашивать Попова: если начнется война между Египтом и Израилем, чем дело кончится?

Попов ответил, что израильская армия одержит победу. Израильские солдаты хорошо образованны, владеют современной техникой, египетские — малограмотны и с техникой не в ладах. А обещания арабских политиков уничтожить Израиль и сбросить всех евреев в море не оставляют иного выхода, кроме как сражаться до последнего.

Руководитель отдела возмутился словами Попова, сказал, что тот за годы работы в Израиле «объевреился, ничего не понимает и ни в чём не разбирается». И, обращаясь к послу Лаврентьеву, пожаловался:

— Вот, оказывается, какие первые секретари у нас работают!

Зайцев наставительно объяснил Попову, что благодаря советской помощи египетская армия сильна как никогда:

— В случае войны от твоего Израиля мокрого места не остается.

Михаил Попов рассчитывал, что его возьмут в отдел Ближнего и Среднего Востока. Не взяли…

Тридцатого октября начальник главного разведывательного управления генерального штаба генерал-лейтенант Сергей Матвеевич Штеменко отправил министру обороны Жукову записку: