Зачем жить, если завтра умирать

"СМИ - эти Сцилла и Харибда современного мира, заставляют жить своей мифологией, в которой, чего ни коснись, все сводится к деньгам, - записывала она. - Мировые новости сегодня, как, впрочем, и всегда, сводятся к сплетням, мировые события проходят мимо нас, несмотря на иллюзию нашей причастности, остаются для нас сказкой. Но из будничного сна надо вернуться к той подлинной реальности, для которой мы рождены и которая заложена в нас".

Как опытный актёр, Мезряков повесил паузу.

В наступившей тишине раздался насмешливый голос:

- Один мой знакомый с детства мечтательный, проводил жизнь в фантазиях. Он интересовался всем, на что не мог повлиять: сменой правительства, климатом в Арктике, голодом среди африканских народов, историей ламаизма, его волновали парниковый эффект и ядерные испытания, ему было любопытно всё, что никак не соприкасалось с повседневной жизнью. И вот однажды в тёмной подворотне ему двинули по голове чем-то тяжёлым. Удар навсегда пригвоздил его к реальности - теперь он едва передвигается по квартире и приготовить еду или добраться до туалета для него целая проблема, поглощающая все его мысли.

В аудитории все притихли, испытывая удивление, смешанное с неловкостью.

- И к чему это? - обернулась к Лецке Оксана Богуш. - Совсем не к месту.

- А всё время ныть и умничать? - нахально переспросил Лецке. - Это к месту?

"Война проникла в эти стены", - подумал Мезряков, запустив пятерню в густую шевелюру.

- Не стоит переходить на личности, - произнёс он примирительно. - А ваша выдумка неудачна. Все свободны!

В тот вечер Мезряков провожал Оксану Богуш. Она была счастлива, а его подмывало рассказать о Лецке. Но тогда их игра перестанет быть тайной, утратив всю прелесть. Оксана Богуш была умна, миловидна для своих тридцати пяти, и Мерзляков, которому женщина была давно уже дорога как воспоминание, увлекся ею. Ему было приятно вдыхать тонкий аромат её духов, ловить на себе восторженные взгляды, когда рассказывал то, что за жизнь вынес из книг.

- Вы, однако, такой милый, - резюмировала Оксана, беря его под руку. - Не то что на лекциях.

- А какой я на лекциях?

- Строгий. И кажетесь, только не смейтесь, женоненавистником.

- Так я такой и есть! - серьёзно сказал Мезряков.

- Женоненавистник? - Оксана напряглась, вцепившись в его локоть. - А почему?

- Потому что женщины, вместо того чтобы бороться с мировым злом, борются со своим весом.

Мезряков расхохотался. Оксана, на мгновенье задержавшись, посмотрела на него снизу вверх:

- Ну, в этом отношении наши мужчины не далеко ушли.

Ей шло это игривое кокетство, когда она всё теснее прижималась к своему спутнику. А Мезряков, бравируя откровенностью, требующей определённой смелости, признался, что недавно закончил роман, который отвергло пять издательств.

- Это ужасно! - вздохнула Оксана Богуш. Она была уверена, что роман гениальный, и даже не поинтересовалась его содержанием.

Это дало новый повод Мезрякову поговорить о себе. Он сказал, что не особенно расстроился. Почему? Да потому, что не бывает плохих книг, бывает мало рекламы. Здесь он улыбнулся, давая понять, что к его роману это не относится. А потом вздохнул. Увы, всё, что поставляет на мировой рынок Россия, кроме природного газа, низкого качества. И литература не исключение.

- Писать романы, которые сегодня на слуху, это преступление против языка, - авторитетно заявил он, будто следил за литературным процессом, от которого на самом деле отворачивался, как лиса от винограда.

Оксана Богуш кивала, глядя под ноги. Мезрякову импонировала девичья скромность, такая неожиданная в зрелой женщине. Она выдавала неуверенность. И это их сближало. Несмотря на слова, всегда готовые прийти ему на помощь, Мезряков оставался застенчивым. Он готов был идти с этой девушкой-женщиной хоть всю жизнь. И было ещё одно. Он знал, что по неписаным правилам их игры в присутствии Оксаны Богуш Лецке его не тронет.