Зачёт

— На Кудыкину гору, воровать помидоры, — как обычно в минуту опасности из умирающей памяти поползли совсем уже бессмысленные, из той жизни пришедшие фразочки и словечки. Потом, если останешься жив, вся болтология бесследно исчезнет, так что зря Серунь станет спрашивать, что такое умное говорил напарник.

— Зачем мне помидоры? — спросил Серунь.

— Жрать. Я из тебя вегетарианца воспитаю. А пока иди за мной и не шуми.

В серых предрассветных сумерках две серые тени заскользили вперёд. Волчьи глаза хорошо видят в темноте, и натянутую верёвку с флажками они заметили загодя.

— Ты что, прямо под выстрел идёшь!

— Вперёд! Кто не рискует, тот не пьёт шампанское!

— Я не помню, что это такое…

— И я не помню. Но хочу дожить и вспомнить. А пока — смотри: вон там охотники начинали оклад делать. Видишь, там следы снегохода, и люди натоптали.

— Ну…

— Вот отсюда, одним прыжком прямо туда, на топтаное. И чтобы достал!

— Ты с ума сошёл. Тут же флажки!

— И что с того? Ты волк, чтобы флажков бояться, или человек? Человек ничего не боится!

— Ч-человолк!

— Давай, человолк, прыгай. И не вздумай попасть на нетоптаное. Подскажешь охотникам, где мы из оклада ушли, второй раз не выпустят.

После такого предупреждения Серунь сиганул как выпущенный из пращи.

— Ступай вперёд, да смотри, по накатанному, чтобы следов не оставлять.

— Почему это я первым должен?

— Чтобы я видел, что ты нормально прошёл. А то вздумаешь задом вихлять. Будто я не знаю, как ты ходишь.

Серунь что-то ещё ворчал, но, понимая, что сейчас главное уйти подальше, послушно потрусил по накатанному следу. Настороженный Хар бежал сзади. Он первым услышал звук моторов и скомандовал чуть слышным взвизгом:

— Стой! Одним прыжком скачи за сугроб и не вздумай бежать! Падай и в снег заройся. Машины идут! Бегущего они заметят, а так — мимо проедут.

— Что я заяц петли делать?

— Живо прыгай! Жить захочешь, будешь зайцем скакать!

Серунь бухнулся за куст, рядом очутился Хар, дёрнулся пару раз, стараясь зарыться в неглубокий снег.

— Теперь чтобы не шелохнулся.

Через минуту появилось несколько внедорожников, идущих по следу, проложенному снегоходом. Рёв моторов, вонючий выхлоп… для человека он, может быть, не очень и заметен. Но тонкое волчье обоняние терзает. Ещё минута нервотрёпки, и адский караван укатил.

— Видишь, сколько народа за нашими шкурами отправилось? — спросил Хар, выбираясь на дорогу. — Ничего, пускай постоят, помёрзнут на номерах. Это им полезно. Теперь нам, главное, подальше уйти из этих мест.

— Может, в лес свернуть?

— Нет. Лес прочешут с собаками. Надо выбираться на трассу и уходить по асфальту, где следов не остаётся. Ни один волк так делать не станет, так что нас там искать не будут.

— На трассе — машины!

— И что? Их издали слышно. Заляжем в кювете и пропустим, а потом дальше двинемся. Уйдём туда, где о нас никто и не слыхивал. А тут нам жизни не будет.

На днёвку беглецы, отмахавшие за утро километров двадцать, устроились возле самой трассы, неподалёку от километрового столба. Понимали бы, для чего предназначена эта штука, и что означают фигурки на ней, могли бы точно сказать, сколько километров отмахали.

Машины, даже в середине дня, ездили редко, по большей части фуры и гружёные кругляком лесовозы.

— Рубят и рубят, — ворчал Хар. — Скоро честному волку логово устроить негде будет.

— А тебе что за дело? — возразил Серунь. — На наш век хватит.

— Что б ты понимал. Только о себе и думаешь. Молчал бы лучше.

— Я понимаю. Я всё очень хорошо понимаю. Это ты фиг знает кто. Слова произносишь правильные, а других грызёшь, только кости хрустят. Вон, последний раз, у меня один зачёт, а у тебя — два!

— Кто ж тебе мешал? Я говорил, на рыжего бросаться, а ты что сделал?

— Ты меня не учи! Сначала ты меня голодным оставил, а потом указывать принялся, на кого бросаться. И плевать, что у тебя зачётной добычи больше. Ничего, погоди, станешь человеком раньше меня, тут я тебя и загрызу. Думаешь, пожалею, да? Ты у меня за всё заплатишь.

— Вот ты как заговорил? — Хар поднялся, не думая, что с шоссе его могут заметить. — Я ждал, что ты о чём-то таком подумаешь. Что ж ты ждёшь, щенок? Грызи. Посмотрим, кто кого. Я ж и в человеческом обличии тебя придушу, как мелкую шавку.

Только теперь Серунь понял, куда завёл его несдержанный язык. Он попятился, заскулил нечленораздельно, повалился на спину, суча лапами. Наверное, это его и спасло: волк не может загрызть собрата, который ползает перед ним в позе подчинения.

— Тьфу, — сказал Хар. Не прорычал, а именно сказал. — Лежи смирно, сейчас караван фур пойдёт.

Серунь покорно затих. А уж о чём он думал… о таком ни честный волк, ни живой человек думать не станет.

Сутки свернули к вечеру, воздух заметно похолодел. Люди в такую пору стараются не ездить, а волкам бегать в самый раз. Двигались, как и в прошлую ночь по вычищенной трассе, где не остаётся следов, да никому в голову не приходит их там искать. Теперь Хар бежал впереди, задавая темп, а Серунь поспешал следом и ныл:

— Куда мчимся? Я кушать хочу!