Голос Шустовой разлетается по залу и сливается с гулом других голосов. В ушах звенит, в воздухе резко пахнет чем-то знакомым. Чем? Оборотни поднимаются с мест и смыкают ряды. Тимея хватает меня за руку и насильно втягивает в круг. Артур загораживает спиной от зала. Я отдаюсь кругу. Чувствую остальных ведьм. Всех, кроме Мирины. Она невозмутимо смотрит на самодовольно улыбающегося Грибальского, а затем переводит пустой взгляд на Евстигнея и кивает ему. Тот ставит на стол три пузырька, и я узнаю флакончики. Только они пустые! Все три!
Ведьмы в соседнем секторе вскакивают. Звенит силой их круг. Шустова ещё читает приговор, но слова тонут в шуме. Никто не кричит, но шуршит одежда, падают вещи, звучат резкие вздохи и приглушённые голоса.
Шустова заканчивает говорить. Евстигней с Мириной стоят отдельно от всех.
Кто-то из пришедших ведьм громко кричит:
— Продажная стерва! Ты должна была защитить нас!
— Этот приговор вас защищает, — поджимает губы Шустова.
Евстигней расправляет плечи и меняет ипостась. Ведьмаки смыкают круг, но не успевают ударить — Евстигней в два скачка подлетает к ним, выдёргивает из круга Грибальского и ломает ему шею. Гудит мощью кольцо ведьм, они возводят щит и замирают. Ждут. Наблюдают, не отрывая глаз от взбесившегося оборотня. А он крушит столы, ловит и убивает ведьмаков одного за другим.
Колдуны сцепляют руки и бьют в Евстигнея Разящим копьём. Оно прошивает оборотня насквозь. Брызжет кровь, но он даже не смотрит на рану. Взмах клинка — раз, другой, третий. В сторону летит губастая голова. В руке оборотня один меч, а второй он отдал Мирине. Она идёт за Евстигнеем и добивает тех, кто ещё дышит.
Крики заполняют зал. Судьи вскакивают с мест. Шустова огромными глазами смотрит, как Евстигней рвёт и режет ведьмаков. Мирина скользит на крови и падает рядом с переломанным Грибальским. Тот хрипит на полу. Она втыкает клинок ему в горло и отталкивает труп ногой. Встаёт и снова падает — чей-то колдовской удар сбивает её с ног. Евстигней подрубает из круга одного из Ивсоревых — тот кулем оседает под стол. Мирина ползёт к нему и рассекает ведьмаку бок. Дотянуться до горла ей мешает стол. Она кашляет кровью и дарит Ивсореву сардоническую улыбку. А затем с усилием вспарывает ему живот. Встаёт на колено. Смотрит на Аривальда. Тот бежит к двери, но Евстигней прыгает ему наперерез. Ведьмак мгновенно оценивает шансы и поворачивает обратно.
— Что вы стоите? — орёт он ведьмам. — Помогите!
Но те молчат. Их круг сомкнут и налит силой. Они могут ударить. Но не бьют.
Мирина ловит Арибальда на клинок. Они вместе падают на пол. Евстигней стаскивает ведьмака с девушки и держит. Мирина встаёт, с трудом вытаскивает из тела Арибальда клинок и втыкает ещё раз — в сердце. Выпускает меч из рук, сплёвывает кровь и оседает на пол. Смеётся и плачет.
Выжившие ведьмаки всё-таки замыкают круг. Евстигней прыгает в их сторону, но не успевает. Его припечатывает к полу колдовством такой силы, что у меня отказывает слух. Пространство противно звенит, перед глазами мутнеет, во рту горчит. Я отдаю все силы в круг, Тимея давно держит щит над всеми оборотнями. Мадина тянет силы отовсюду, но едва ли это кто-то замечает.
Никто не вмешивается.
Все молчат.
Ждут.
Евстигней не встаёт.
Безвольно лежит на полу, широко раскинув руки.
Мирина смотрит мёртвыми глазами в мёртвые глаза Аривальда. На её лице навсегда застывает страшная улыбка.
Глава 17
О секретном деле
Я вышла из здания Трибунала, опустошённая до предела. Во мне ничего не осталось — ни веры в справедливость, ни сил, ни желания бороться дальше.
Мы проиграли.
Артур держал меня за талию и под локоть, и всё равно я едва не упала с крыльца. Ноги были словно чужие.
— Ты знал? Он это спланировал?
— Да.
— Почему?
— Мы ожидали такого расклада. Евстигней и Мирина не хотели жить дальше, зная, что ведьмакам сойдут с рук их преступления.
— И скольких они успели…
— Я насчитал двадцать семь. В том числе Ареса. Знаешь, даже немного обидно. Всегда хотел сделать это сам. Хорошо хоть Влевод выжил, а то я бы совсем расстроился.
Он открыл мне пассажирскую дверь машины Игоря, и я удивлённо замерла.
— Тебе нужно остаться?
— Конечно. Тут будет много работы, а я вожак стаи.
— Они… обвинят вас?
— В чём? Акт личной агрессии в связи с недовольством приговором. Я как раз вернусь, чтобы сделать официальное заявление, что стая очень осуждает кровопролития и убийства.
— Но это…
— Он сам это предложил.
— Получается, что «Волчья радость» с самого начала была только для него?
— Да.
— Он… правда этого хотел?
— Он бы не дотянул до конца года. А так, вместо того чтобы дряхлеть и угасать в ожидании смерти, Евстигней ушёл героем и шухера навёл. У нас Вальхаллы нет, но если б была… Лейла, он сделал то, что хотел. Смерть неизбежна, но немногим дано решать, какой она будет. Он решил. Мы восхищаемся его поступком. Никто сегодня не станет грустить. И тебе не стоит. Поверь, Евстигней с самого начала только этого и хотел. Мы просто оттянули момент и сделали всё, чтобы ему помочь.
— А если бы… если бы приговор был в нашу пользу?