Задание Империи

— А вы? А вы, голубчик, с вашей вечной жаждой справедливости? Возьмете да и ляпнете ему, что видели только меня! Знаете, что там за обман делают? Нет, начальство тоже не обойдут наградами, так уж водится… А кстати: одежду вашу уже повезли в столицу, местные на такой ответственный шаг не решились. Предстанете в нашем. Но после луча это не так важно. После луча вас готовы принять хоть голым. Вот такая вводная, а теперь перейдем к делу, то есть к опорожнению сего сосуда… и отправлюсь отсыпаться до вечера. В радиусе сотни метров от дома можете бродить совершенно спокойно. В принципе можно и дальше, но… Береженого Бог бережет.

— Но сегодня же понедельник. А как насчет авиации? Это тоже важно. И электроника.

— В поезде изложите. Там салон-вагон выделили, я распоряжусь, чтобы поставили аппаратуру. А пока беритесь за бокал.

Глава 20

На пороге

— …Хочешь прогуляться? Я тебе Молодежку покажу, где что построят.

— Нет. При моей деятельной натуре впервые хочется просто лежать и мечтать. О своем жилье, например.

— Раскрутим «Лего» — купим квартиру в центре. С видом на набережную. Высотки у вас еще не думают строить?

— Квартиры дорогие… Лучше домик где-нибудь в дачном поселке, где сосны. Двухэтажный. И машину, чтобы ездить на работу. Я умею водить. С этого года пойдет новая недорогая модель «опеля».

— Почему не «мерседес»?

— Их и для учреждений пока не хватает, часто выделяют «Олимпии», хотя это чисто личная машина. Да! Тебе нужно что-то такое, чтобы чувствовал ближе к своему времени… Приемник Петербургского завода с катодным телевизором. У вас любят смотреть телевизор?

— Любят. Кстати, есть идея телепередач. Например, есть одна вроде лото или рулетки. Слова отгадывать.

— Отлично. В такой передаче можно за плату давать рекламные объявления. А чем ты еще увлекаешься таким?

— Из возможного? Ну, например, фотографией.

— Отлично. Берем «Лейку» и увеличитель. В Германии мода самим делать семейные фотографии и снимать в поездках. Еще скоро появятся любительские шестнадцатимиллиметровые кинокамеры. Ты умеешь снимать кино?

— Последний раз снимал четверть века назад свадьбу приятеля. Получилось.

— Значит, освоишь. Что еще?

— Стиральную машину, холодильник и пылесос.

— Я видела в Верхних торговых рядах.

— Это где?

— Это на Красной площади. Их у вас снесли?

— То есть в ГУМе.

— Какая разница… И телескоп.

— Зачем телескоп?

— Детям.

— А кто у тебя?

— Еще никто. Но ведь будут!

… Вечер не был душным. Салон-вагон загнали прямо на товарный двор, так что идти пришлось недалеко — мимо казенных двухквартирных деревянных домов справа, крашенных в коричневый цвет, и мимо частных пятистенок слева, крытых дранкой и тесом. Немощеная улица была покрыта лунной пылью, в которой, кажется, мог запросто провалиться автомобиль; вдоль нее в траве вилась твердая тропинка. Толпы кур бродили под закатным солнцем. Над многими хатами на деревянных горизонтальных крестах висела паутина антенн. Громкоговоритель у мучных лабазов наигрывал кавер старого, еще времен Республики, американского фокстрота «Парад любви моей», взбадривая рабочих увлекающим ритмом. «Взгляд от Лизетт, улыбка Миньонетт да нежность от Сюзетт в тебе одной…» Что-то жутко знакомое из семидесятых. Ну да, «Соломенная шляпка», Миронов! «Иветта, Лизетта, Мюзетта, Жанетта, Жоржетта…»[35] Неужели и это — отсюда?

Тропинка была узковатой, чтобы идти вдвоем, и Виктор повел Лену под руку. Синкопы задавали такт их движениям; Виктор заметил, что они шагают в ногу. «Парад любви моей»… хм.

Салон-вагон оказался синего цвета и о четырех осях; с торцов вместо привычных автосцепок болтались, как сосиски, звенья винтовой стяжки. «Небронированный, — сразу приметил Виктор, — переделан из мягкого». Он живо представил себе знакомый дымок титана и занавески на окнах, колыхаемые ветерком. У полотна неторопливо прохаживался теперь уже полковник Ступин и стояла пара мужиков в штатском из охраны.

— Скоро отправляемся, — небрежно кинул полковник, — пока располагайтесь.

Тамбур у вагона был один, торчал со стороны станции Болва и оказался внутри сине-зеленым и непривычно узким. Во второй реальности Виктор ездил в столицу все-таки в цельнометаллических вагонах: они были почти такими же, как те калининские плацкарты и гэдээровские купейные из Аммендорфа, только стенки гладкие и почему-то десять купе вместо девяти. Он поднялся по торчащей снаружи лесенке-подножке и подал руку Лене.

— Хорошо, что в поездки я беру туфли на низком каблуке…

Из тамбура почему-то вели две двери. Виктор толкнул ближайшую и попал на кухню: там стояла здоровая дровяная плита, на полках располагались кастрюли, а дородная проводница подкладывала в очаг мелкую щепу, готовясь к розжигу.

— Извините… Не сюда. — Последние слова Виктор произнес, повернувшись уже к Лене.