Виктор не понимал, но на всякий случай кивнул.
— Как стали приемники разбирать, так и не найдешь радиста. На дом звать — это такую цену заломят, что несколько раз придет, и дешевле новый взять. К радисту нести — у них заказов куча, он так и будет стоять, неизвестно когда починят. У них же, у радистов, какие клиенты! Суперы чинят, телефункены, дальновизоры. А вы уж посмотрите. Может, там что такое, чего особо и чинить не надо.
— Конечно, посмотрю. Если с лампами что, то это, конечно, искать надо, а если… Короче, обещать не могу, но может быть.
— Уж вы посмотрите, — повторила Катя. — А то двадцать пять рублей отдали. Вот хвалят те, что ВЭФ делает, но их разве что в Питере достать можно. РЭТ делает телефункеновские, но дорогие. Вот основал бы кто-нибудь у нас в Бежице радиозавод…
Виктор вставил штепсель в розетку, нашел выключатель — он оказался, как у системника, на задней стенке и представлял собой кнопку, как у настольной лампы, — и пощелкал ею. Шелчки слышались и в динамике. «Так, питание на схему идет…» Он достал недавно купленный в своем времени универсальный складной наборчик инструмента, который носил на поясе, и отвернул сзади дырчатую картонку — все лампы грелись. «Ну, если нет потери эмиссии, то, скорее всего, где-то контакт. Ломаться тут особо и нечему. Три лампы всего, да и то одна выпрямителя».
— Тряпочка у вас найдется? А то пыли много…
Он выключил приемник, отсоединил антенну и заземление («Прямо как системный блок отсоединять… И размеры те же»), вынул шасси и заглянул в подвал. Потрогав провода, он нашел отпаявшийся — от согласующего трансформатора к сетке лампы. По счастью, в наборчик входили пассатижи, так что Виктор, замотав проводник на ножку ламповой панели, раскалил в печке гвоздь и подплавил припой.
— Ну-ка, попробуем…
Он щелкнул выключателем и стал манипулировать рукоятками. Немного посвистев, «фольксэмпфенгер» заорал бодрый фокстротик из «Привет и поцелуй, Вероника!». Правда, качество звука — то ли от обратной связи, то ли от дешевого электромагнитного громковорителя — недалеко уходило от патефонного. Хотя, если сравнивать со встроенными динамиками мобил, то уж лучше это.
— Умничка! — воскликнула Катя и, нагнувшись к Виктору и обхватив его шею руками, страстно его поцеловала. — Берлин ловит! А что там было?
— Драйвер слетел, — не моргнув глазом, сказал Виктор, — я переустановил.
— Вот молодец! А для меня все эти драйвера, пентагриды, термоформеры, пушпулы, гридлики, негадины и шнель-бидины — просто китайская грамота.
«М-да. Если бы я тоже помнил, что у них называлось шнель-бидин…»
Дальше «умнички» и поцелуя их отношения, однако, не зашли. Из сада донеслись порывы ветра, а наступившие сумерки за окнами озарялись приближающимися зарницами: надвигалась гроза. Катя пошла на веранду снимать белье с натянутых под крышей веревок. Виктор прошел в свою комнату, не зажигая света и глядя в незанавешенное окно на вспышки молний у горизонта, сел на стул и принялся обдумывать ситуацию.
Оно конечно, для приключенческой повести хорошо, когда главный герой прибывает в иную реальность, где царит фашистский режим, и тут же вступает в борьбу с несправедливостью, а не распевает лирические песни с представителями этого режима, пытается быть этим режимом востребованным в целях личной выгоды и принимает заигрывания молодой вдовы. Однако в иной действительности с реализацией благородных целей имелись некоторые проблемы.
Во-первых, смерть от истощения под забором на борьбу с режимом никак не тянула. А это значит, что волей-неволей надо было решать вопросы заработков и жилья как минимум, а дальше — вопросы бытовых мелочей и одежды на сезон осень — зима 1938/1939.
Во-вторых, надо было выяснить, в чем здесь несправедливость и как с ней бороться. И с этим дело обстояло пока довольно сложно. Насколько он понял, в конце двадцатых был передел в среде местной буржуазии, и она, буржуазия, попирала всякую справедливость, а фашисты смогли на этом сыграть и выглядеть как раз этими самыми борцами с несправедливостью. Причем белые, задавив красных, не только полностью расчистили фашистам дорогу, устранив соперника, но и дали возможность единовластно пользоваться социал-демократическими лозунгами.
Потом фашисты пришли к власти в результате экономического кризиса, именуемого здесь «Великий Голод». А это значит, что в них были заинтересованы как представители бизнеса разного калибра (ибо боялись революции и экспроприации), так и бедные слои населения (ибо не хотели помереть от голода). Экономика в России пока выправилась, а это значит, что и менять систему неизвестно на что здесь мало кто захочет. Опять же репрессии части населения, хотя бы за слушание подрывной пропаганды, здесь будут воспринимать как меньшее зло по сравнению с поголовными муками голода. А значит, считать справедливыми.