Комната на втором этаже оказалась обставленной хоть и без роскоши, но с комфортом, и своей рациональностью напомнила Виктору СССР второй реальности; в глаза лишь бросалась старая, как на профессорских дачах из довоенных фильмов, мебель и висевший над двуспальной деревянной кроватью вместо распятия раскрашенный портрет Сталина, где аккуратным фотомонтажом костюм был заменен на английский полувоенный френч. Видимо, в словах первого контактера что-то поняли слишком буквально. Из раскрытого окна доносился разговор сидевших в саду охранников с дробовиками. На столе действительно стоял футляр с пишущей машинкой, ну и, конечно, на тумбочке красовался компактный пятиламповый приемник. Еще письменный стол украшала ваза с букетом роз.
— Чего-нибудь не хватает? — услужливо спросил сопровождавший его Рэнкин.
— Нет, спасибо, самое настоящее американское госпиталити. Я собираюсь сейчас попробовать осмыслить материал для статьи. Пребывание в вашей стране дало мне массу новых идей, надо это все попытаться привести в порядок.
— Тогда я не стану вам мешать, — произнес Рэнкин и исчез за дверью.
Было самое время подумать над ситуацией.
«Интересно, как бы действовал на моем месте советский разведчик? Наверное, что-то сразу придумал, его же специально долго готовили, а не так, как меня. А тут даже и про этого Кофлина ничего не сказали. Может быть, надеялись на то, что в будущем я лучше про него знаю?»
Виктор нагнулся к букету и понюхал золотистую чайную розу. Она почти не пахла; казалось, запах был спрятан в глубине цветка.
«Попробуем дойти логикой… Во-первых, почему этот пастор, судя по всему местный агитпроп, крутит президентской охраной? А на самом деле это просто: немцы именно через него сообщили о покушении на Лонга, вот Главрыба и дал ему карты в руки насчет безопасности своего тела. Он же его спас — вот и… в знак благодарности. Это ничего, что он раньше в спецслужбе не был. Мало ли какое ведомство под кого суют по личным связям с боссом».
«Так, а вот тут могут быть микрофоны в отдушине, — подумал он спустя минуту. — А включим-ка мы приемник. Путь пишут: слушает приемник…»
Покрутив ручку настройки, он поймал Берлин, который в этот час вместо речей фюрера передавал романтическое оркестровое танго. Пусть пишут: слушает Берлин.
«А пастор сам какой-то странный. То кричит: «Хайль Гитлер!», то вдруг приглашает евреев и атеистов под свои знамена, чего Гитлер бы не одобрил. Кстати, Гитлер католиков не очень-то уважал, помнится, хоть и не преследовал. Чего ж у них общего-то? Теория заговора? Он в нее верит или так, использует, чтобы Даллеса свалить? И вообще, что же наш политпрос-то советский так слабо про этого Кофлина, а?»
Виктор попытался вспомнить, что он еще когда-либо читал про эту фигуру; выяснилось, что пастора упоминал только Синклер Льюис, да еще был эпизод в какой-то вышедшей недавно книжке, художественной, названия которой Виктор не помнил. Там к этому пастору подходит негритянка и просит исповедовать умирающего отца, а он ей так сказал еще, типа, нечего мне делать, кроме как к старому негру ходить.
«А ведь Кофлин не мог так сказать! — вдруг мелькнуло у него в голове. — У них же эти, афроамериканцы, которые еще не афроамериканцы, — стратегический электорат. Что он, дурак, что ли, компромат на себя делать? И что же выходит? Как минимум автор написал по ангажированным источникам. А вот о том, что он банкиров хотел прижать, — ни слова. Почему? Наверное, потому что был против коммунистов. А почему он был против? Потому что видел в них посягательство на любую собственность, наверное. Защищал же он священное право тратить свои, кровные, заработанные, по своей воле, без всяких там займов и взносов в общества. И вот это, кстати, в Союзе приняли бы очень даже близко… Что дальше? Получал информацию из германского министерства пропаганды. А тут еще, оказывается, и от спецслужб получал. И как же это все уживается? Католицизм, патриотизм, создание среднего слоя, на который опирается демократия, и тут же Гитлер с Геббельсом?..»
Виктора внезапно осенило предположение, что Кофлин просто боится развала Америки.
А если кто-то чего-то боится, значит, им можно манипулировать.
«Получается, что Даллес должен видеть в Кофлине германского агента влияния, которым манипулируют, играя на страхе кризиса, ну и коммунизма тоже. А Кофлин должен видеть в Даллесе-младшем агента влияния банкиров, продвинутого во власть на их деньгах. Великолепно. Главное, в методах борьбы они не будут стесняться. Особенно сейчас, когда им бросили такую кость. Может, у Сталина была двойная комбинация? Надавить на Гитлера угрозой от Лонга — и тут же заставить верхушку Лонга передраться, чтобы задержать создание бомбы? Это объясняет, почему меня оставили здесь…»