Заданное значение судьбы

Диего Рохо онемел. Мысли взвихрились, как ворох сухих листьев под порывом ветра. «Рой? Какой Рой? Ах, да, Рой: ментор по прозвищу Призрак, — в сознании что-то щёлкнуло, — так меня зовут… Но ведь я…».

— Рой? — повторила женщина, вглядываясь в его лицо. — Что ты… Рой? — в её голосе появилась неуверенность, граничащая с испугом. Она привстала, протянула руку, коснулась его щеки, а потом вдруг отдёрнула ладонь. В глазах женщины плескалось непонимание.

— Диего?

— Мерседес… — Рохо облегчённо вздохнул. — Это ведь ты, да?

— Я… не знаю… — растерянно ответила она. — Я…

— Тихо, тихо, — Диего успокаивающе обнял жену (это была она, его Мерседес, только не совсем она). — Что ты чувствуешь? У тебя ничего не болит?

Он понимал, что задаёт глупые вопросы, но ему надо было её успокоить, а уже потом объяснить — или хотя бы попытаться объяснить, — то, что он и сам ещё не понимал до конца.

Однако Мерседес оказалась молодцом. Она легко соскочила на пол, накинула поверх ночной рубашки нечто среднее между туникой и платьем (и очень похожее на любимый домашний халат Мерседес) и повелительно произнесла:

— Свет!

Грот наполнился тёплым свечением. «Магия, — подумал Диего. — Живой свет!». А Мерседес тем временем огляделась, подошла к выходу из грота и провела пальцами по чуть дрогнувшей от её прикосновения завесе.

— Так, — сказала она, поворачиваясь к мужу. — Заклятье-полог — я его вчера повесила. Я — Мерседес, это я помню, но я — целительница Сирин: это я знаю. А ты…

— Я Диего Рохо. И одновременно я — Рой: ментор по прозвищу Призрак. А вокруг нас — Катакомбы, хотя я сильно подозреваю, что они очень отличаются от наших с тобой пещер Миктекасиуатль, в которых мы вчера уснули. Что-то изменилось, и притом очень сильно.

— Да. Хотя одна вещь осталась неизменной, — Сирин-Мерседес улыбнулась, и Диего-Рой удивился её самообладанию, — мы с тобой по-прежнему муж и жена. Это не может не радовать! Но вот что там, за этим пологом, — она снова коснулась завесы, — и там, наверху?

— Раздвоение личности, — Рохо почесал за ухом, — но при этом… Это ведь не наш грот — он не похож на тот, вчерашний. Остаётся проверить, что изменилось вокруг, и кто теперь населяет Катакомбы. Ну что, пойдём?

— Подожди — все ещё спят. Кроме Стражей Периметра, конечно.

— Стражи Периметра? Неужели… Неужели это уже не пещеры Миктекасиуатль, а те самые Катакомбы, которые я видел в своих снах двадцать лет назад?

— Увидим, — Мерседес невозмутимо пожала плечами и деловито прошлась по гроту. Обретённая память целительницы Сирин не подвела: через несколько минут Мерседес нашла еду и бутыль с травяным настоем — нашла именно там, куда вчера её убрала Сирин, ещё не имевшая памяти Мерседес.

«Так, — лихорадочно соображал Диего, наблюдая за неторопливыми движениями жены, — Реальности могут разделяться — это уже случилось. Но тогда… Тогда возможен и обратный процесс: почему нет? Парадоксы времени и пространства — с ума можно сойти! Но факт остаётся фактом: Я Диего Рохо, и я же — Рой-Призрак, а Мерседес — она одновременно и Сирин! Я что-то не припомню, чтобы моя жена умела зажигать магический свет, а она это только что сделала!».

— Думаю, мы скоро всё узнаем, — сказала Мерседес, когда они позавтракали. — Скоро уже утро, а утром, если ты помнишь, должно состояться Вече…

— …а вчера был Праздник Цветов.

— Ну да, осенний карнавал — пора свадеб. Девушки выбирали себе женихов, юноши — невест.

«Кажется, Праздник Цветов — это что-то другое, — подумал Рохо. — Странно…».

— Вече, да… Послушай, у меня каша в голове: сдаётся мне, что мир, который там, — он показал глазами на дверной полог, — это не наш с тобой мир, и не мир моего романа. Ведь мы с тобой больше не Старшие ортов, верно?

— Мы с тобой ментор и целительница, а писатель Диего Рохо и его жена Мерседес — это наше второе «я», о котором здесь никто ничего не знает. Так мне почему-то кажется, — и голос Мерседес-Сирин дрогнул: впервые с того момента, когда Рохо её разбудил.

Вместо ответа Диего обнял жену, и они просидели так больше часа, чутко слушая тишину, крадущуюся по галереям Катакомб. А потом они услышали негромко прозвучавшее в их сознаниях:

— Старейшины, вас ждут.

В этом уверенном женском голосе Диего почудилось что-то знакомое, хотя никогда раньше не слышанное наяву. «Неужели…».