Загадка да Винчи, или В начале было тело

Стоя на коленях, он без капли страха разглядывал ее между ног, а она прикрывалась рукой. Я не знаю, предлагала ли она себя этим жестом, или, напротив, он выражал стыдливость. Затем Фирмино, упершись одной рукой в пол, другой вставил свой орган в ее загадочную темную пещеру. Бланш пальцами помогла ему проникнуть в себя.

И мне ничего не оставалось, как смотреть на это совокупление.

Они сопели и издавали непристойные звуки, слышался стук мошонки о ягодицы, толстая попа Бланш двигалась с невероятной скоростью.

Я отвел взгляд в сторону.

Но стало еще хуже.

На стенах двигались огромные тени, и вся комната казалась театральным действом, которое изображало соитие гигантов.

Франсуа аккомпанировал им, декламируя стихи в ритм их движениям.

Слуга и «кот» толстухи я, но, право,Меня глупцом за это грех считать:Столь многим телеса ее по нраву,

Что вряд ли есть другая ей под стать.Пришли гуляки — мчусь вина достать,Сыр, фрукты подаю, все, что хотите,И жду, пока лишатся гости прыти,А после молвлю тем, кто пощедрей:«Довольны девкой? Так не обходитеПритон, который мы содержим с ней».Но не всегда дела у нас на славу:Коль кто, не заплатив, сбежит, как тать,Я видеть не могу свою раззяву,С нее срываю платье — и топтать.

В ответ же слышу ругань в бога матьДа визг: «Антихрист! Ты никак в подпитье?»И тут пишу, прибегнув к мордобитью,Марго расписку под носом скорейВ том, что не дам на ветер ей пустить яПритон, который мы содержим с ней.Но стихла ссора — и пошли забавы.Меня так начинают щекотать,И теребить, и тискать для растравы,Что мертвецу — и то пришлось бы встать.

Потом пора себе и отдых дать,А утром повторяются события.Марго верхом творит обряд соитьяИ мчит таким галопом, что, ей-ей,Грозит со мною вместе раздавить иПритон, который мы содержим с ней.

И вдруг Фирмино замер, и по его телу пробежала судорога. Затем он выпрямился и в грубых выражениях сообщил о том, какое удовольствие он получил. Потом, тяжело дыша, рухнул на Бланш, которая уже лежала без движения, как мешок с мукой.

Франсуа очень развеселился и, казалось, тоже пребывал на вершине блаженства; он закричал Фирмино: «И это все, на что ты способен?» — и стал обзывать и высмеивать его, на что Фирмино только повернул к нему голову, но не двинулся.

Бланш рукой поманила меня, и Франсуа тут же стал подзадоривать меня и призывать к мужским подвигам.

Я замотал головой и с помощью бурной жестикуляции, выражавшей силу моего отвращения, отказался от сомнительного удовольствия.

Но его слова очень уязвили, задели меня, причинили боль.

Ты красивый юноша, но считаешь, что член дан тебе только для того, чтобы писать? Это все равно что считать, будто голова пригодна только для приема пищи, — продолжал Франсуа. — Ты определенно девственник, но если посмотреть ниже пояса, то и не скажешь, правда, Фирмино?

Я умирал от стыда, у меня вспыхнули щеки и сжало горло. А Фирмино, подняв голову, заметил: А по-моему, он скорее охоч сам подставлять задницу.

Эти слова как будто молотом ударили мне в уши вместе с захлебывающимся смехом Франсуа.

Сам того не ожидая, я вскочил и с кулаками кинулся на Фирмино, но он как будто был готов к этому и ловко увернулся, соскользнув с тела Бланш так, что я рухнул как раз на ее отвратительное мясистое лоно.

Фирмино, посмеиваясь, толкнул меня, и я скатился под стол.

Бланш заголосила, и звуки, которые исторгали ее неумелые связки, более всего напоминали лай, а я кусал губы, чтобы не разреветься. Франсуа поглядел на меня и сказал: Не сердись, это тебя не красит, итальянский пай-мальчик.

Соитие тоже одно из искусств, почему бы тебе не изобразить его?

Иди сюда, Бланш, помоги мне, Фирмино, теперь я хочу попробовать. А ты смотри и учись.

Фирмино поспешил к нему, на ходу неуклюже выскочил из штанов, которые мешали ему идти.

Лежа в своем укрытии, под столом, я попытался представить, что же будет дальше, потому что знал — любое движение отзывается в животе Франсуа резкой болью.

Бланш, поднявшаяся с пола, тоже пока не понимала, что ей нужно делать.