Загадка да Винчи, или В начале было тело

"Я лучше узнал Квадри, после того как мы окончили институт, — говорит мой друг, небрежно перелистывая брошюру. — Я понял, что его карьера была предопределена уже в момент его рождения, в ту секунду, когда акушерка объявила матери, что у нее родился мальчик.

Он последний потомок в старом роде, в котором из поколения в поколение дети становились медиками, и, даже родись он девочкой, это бы ничего не изменило, разве что он, возможно, стал бы педиатром, а не хирургом.

Когда этот скромный студент вошел сюда (в то время он был последователем Мондино де Лиуцци[10] и Везалия[11]), он уже знал, что, как только освоит анатомию, примкнет к лагерю потрошителей. Как давший клятву Гиппократа и как анатом, я не могу иначе называть хирургов и не советую им рассчитывать на терпимость с моей стороны".

Фьори с почтением, почти с религиозным преклонением относится к анатомии. Поэтому «помощь», которую предоставляют хирурги, кажется ему грубой, наглой профанацией, он воспринимает ее как насилие, нанесение увечий человеческому телу. Для хирургов изучение анатомии — необходимая формальность, и, воспринимая ее таковой, они подходят к ней с должным лицемерием, морфологию они считают уже умершей как науку, так как она не способствует легкому достижению успеха, не делает «прорывов» в научных исследованиях и не помогает заработать деньги. За это Фьори терпеть их не может.

Он продолжает: "Анатомия — окаменевшая дисциплина, — как-то раз сказал мне Квадри, обнимая меня на прощание. И после этого спросил меня, почему я выбрал именно анатомию. Я подумал над его вопросом, и, когда он опять возобновит эти свои исследования, я отвечу ему: Анатомия на самом деле служит убийцам, и в особенности садистам и палачам, торговцам человеческим мясом, а также любителям биологии, естественных наук и изобразительных искусств и всем тем, кто увлечен природой, восхищается изысканным строением живых тел. Ты сам прекрасно это знаешь. Как видишь, анатомия — поистине фундаментальная дисциплина!"

Квадри реализует четкие, давно запрограммированные амбиции. Настоящий ученый проводил бы ночи за рабочим столом, у него голова бы трещала, он корпел бы над микроскопом — как показывают исследователей в кино — ради того, чтобы постичь суть великой Болезни, но это не для него, он предпочел отказаться от такого пути. Он знает, что во всем мире ученые от уровня Нобеля[12] до простого аспиранта трудятся до седьмого пота в лабораториях, которые стоят целые состояния. Вирусы и мутации генов, микротравмы и врожденные пороки — все это недостойно его времени и внимания так же, как и выяснение причин возникновения опухоли. Он просто ее вырежет, а потом посмотрит, что будет происходить с человеком, которому он ее удалил.

Я согласен с Фьори, но не говорю ему этого, потому что он принялся зачитывать мне другой отрывок из брошюры:

«Увеличение количества хирургических операций позволило собрать точные данные, на основе которых были сделаны убедительные выводы о результативности такого метода борьбы с раковыми заболеваниями и о длительности периода, на который наши хирурги продлевают жизнь пациентов. Здесь приводятся сведения не за весь период работы клиники в этой области, а только за последние тринадцать лет. Такой срок потребовался для того, чтобы установить, сколько лет жизни было отпущено нашим больным после операции».

Какой-нибудь больной, живущий где-нибудь в Венето[13] — в области, в которой особенно распространилась болезнь, — сколько бы ему ни оставалось жить после операции, успеет передать в наследство своим детям (по закону Менделя[14]

) мельчайший вирус или крошечный сбой в последовательности хромосом, из которого разовьется еще более изощренная разновидность Болезни.

Сечет нас ночью дождь по черепам,И солнце зноем обжигает днем,Сороки очи выклевали нам,Но мы уснуть не можем вечным сном,Покудова покой не обретем,

А нас качает взад-вперед ветрами.Не заноситесь, люди, перед нами,А за себя восчувствуйте тревогуИ, шествуя не нашими стезями,О милосердье к нам молите Бога.Христе, Владыка, правящий мирами,

Не дай, чтоб нас в аду терзало пламяЗа то, что в жизни мы грешили много,А вы, о люди, исходя слезами,О милосердье к нам молите Бога.

Молодая, скромная и бестолковая лаборантка, подняв голову и как бы стряхнув с себя тяжелую сосредоточенность, говорит, что эти стихи ее очень взволновали. Ее личико проглядывает из распущенных волос.