Конечно, Хаус тоже постоянно нарушает закон и нормы медицинской этики. Однако его мотивы гораздо более важны для поствикторианского сознания, чем обязательства джентльмена среднего класса. Холмсу доставляло удовольствие решать загадки и бороться с преступниками, но его мотивы всегда были обусловлены ценностями его эпохи, которые также во многом оправдывали его методы. Он мог притвориться кем-то и обмануть горничную, ухаживая за ней, но это, как нам объясняют, в порядке вещей, поскольку на карту поставлена честь
Хаус спасает жизни. Между прочим, он спасает жизни людей, даже если знает, что они лгуны, неверные супруги, убийцы. Он делает это, потому что считает, что у всех есть право на жизнь. В серии «Приятие» (2–1) он даже берется лечить Кларенса, приговоренного к смертной казни, в то время как «положительные» герои сериала, включая Кадди, склоняются к тому, чтобы проигнорировать больного убийцу и отослать его назад в тюрьму. Доктор Кэмерон, на руках которой в тот момент была умирающая пациентка, упрекает Хауса в том, что тот пытается продлить жизнь убийцы, а не жизнь больной раком, чья смерть неминуема. Она говорит в сердцах, хотя Хаус терпеть не может такие эмоции: «Когда умирает хороший человек, эта смерть должна сказаться на всех. Кто-то должен это заметить. Кто-то должен прийти в отчаяние». Хаус будет спасать жизнь любого или, по крайней мере, попытается ее продлить, ведь пока он плачет по хорошей женщине, чтобы доказать, что он добрый, заботливый и сострадательный, умрет кто-то другой.
Это подводит нас к главному вопросу в отношении двух персонажей: почему Холмс герой, а Хаус антигерой? Нам нравится Холмс, но не нравится Хаус.
Решающим оказывается внешний фактор. Начнем с того, что Холмс — настоящий джентльмен. Он культовый образ детектива, прогуливающегося по лондонским улицам. Этого детектива мы привыкли видеть одетым по моде викторианских джентльменов среднего класса. Совсем другое — Хаус: он неопрятен, одевается как попало. Ему ничего не стоит нагрубить женщинам, с мужчинами он лишь немногим более обходителен. Если Холмс приберегает свои высокомерные замечания в адрес неразворотливых и неумелых полицейских, чтобы позже повторить их Уотсону, — Хаус беспрестанно язвит всех и вся.
Холмс, несмотря на свою неординарность, далеко не девиант, его реплики предназначаются в усладу читателям Конан Дойля. Он даже верит в Бога, повествуя об этом в «Морском договоре»: «Нигде так не нужна дедукция, как в религии. Логик может поднять ее до уровня точной науки. Мне кажется, что самой верой в Божественное провидение мы обязаны цветам. Все остальное — наши способности, наши желания, наша пища — необходимо нам в первую очередь для существования. Но роза дана нам сверх всего». Это мнение Холмса, опубликованное в 1893 году, было своеобразным бальзамом для читающей аудитории. Общество в тот период было потрясено богопротивными идеями Дарвина и Маркса. То, что эрудированный литературный герой объявлял о своей приверженности Богу, успокаивало публику, а также было готовым аргументом, которым можно было воспользоваться в споре с этими ужасными безбожниками-атеистами.
Сегодня американское общество, без сомнения, заинтересовано в вере, а атеисты являются одной из «приемлемых» мишеней общественного презрения и порицания. И тем не менее Грегори Хаус в «Трех историях» (1–21) говорит о самой жизни: «Я считаю более удобным верить, что она [жизнь] не испытание». Хаус также говорит о Боге и неверии в серии «Хаус против Бога» (2–19), но верующие могут не сомневаться: Хаус не доставит им сомнительного удовольствия лицезреть, как в трудную минуту он обращается за помощью к вере. На телевидении нам редко показывают атеистов, и хотя Хаус изображен злобным и травмированным образцовым примером атеиста, авторы никогда не ставят его на место в силу принципа
Сочувствующий Уотсон рассказывает о Холмсе, когда очередное дело раскрыто, и идет на все, дабы представить Холмса в самом выгодном свете. Даже после их размолвки из-за того, что Холмс пошел на нарушение закона и оскорбил горничную в «Конце Чарльза Огастеса Милвертона», Уотсон быстро идет на мировую. Фигура Холмса заполняет все повествовательное пространство. Мы видим мораль, закон и преступление исключительно его глазами. Только потому, что Уотсон — благодарный слушатель и партнер, такими же благодарными оказываются и читатели.