Загадка Эндхауза

— Не надо волноваться, мадемуазель. Вы не виноваты, вы ни в чем не виновны. Это я во всем виноват, я жалкий идиот! Я должен был предвидеть этот ход. Да, да, я должен был его предвидеть.

Пуаро уронил голову на грудь. Он был воплощенное отчаяние.

— Мне, право же, кажется… — заговорила сиделка.

Все это время она топталась рядом, неодобрительно поглядывая на нас.

— А? Да, да, я ухожу. Мужайтесь, мадемуазель. Это моя последняя ошибка. Я опозорен, я убит! Меня провели, одурачили, как школьника. Но больше этого не повторится. Нет, не повторится. Даю вам слово. Идемте, Гастингс.

Прежде всего он встретился с сестрой-хозяйкой. Незачем говорить, что она была в отчаянии.

— Нечто невероятное, мосье Пуаро, нечто совершенно невероятное. Чтобы у меня в больнице произошла такая вещь!

Пуаро был само сочувствие и тактичность. Он как мог утешал ее и принялся расспрашивать, при каких обстоятельствах была принесена роковая передача.

Сестра-хозяйка полагала, что об этом следовало бы поговорить с санитаром, дежурившим в то время.

Этот человек, по фамилии Худ, оказался глуповатым, но честным на вид парнем лет двадцати двух. Он нервничал и был напуган, однако Пуаро сумел его успокоить.

— За вами нет никакой вины, — сказал он ласково. — Я просто хочу, чтобы вы подробно рассказали мне, когда и как была принесена эта передача.

Дежурный, казалось, был озадачен.

— Трудно сказать, сэр, — проговорил он, собираясь с мыслями. — Много народу ходит к нам, справляются насчет больных или оставляют им что-нибудь передать.

— Сиделка говорит, что ее принесли вчера вечером, — заметил я. — Часов в шесть.

Лицо парнишки прояснилось.

— А, вот теперь припоминаю, сэр. Ее принес джентльмен.

— С худым лицом, со светлыми волосами?

— Волосы светлые… а вот насчет худого лица не скажу.

— Неужели Чарлз Вайз принес бы ее сам? — тихо спросил я Пуаро.

Мне и в голову не пришло, что санитар тоже может знать эту фамилию. Но он вдруг сказал:

— Нет, это был не мистер Вайз. Мистера Вайза я знаю. Тот джентльмен, что приходил, был выше ростом, красивый такой и приехал в большом автомобиле.

— Лазарус! — воскликнул я.

Пуаро метнул на меня предостерегающий взгляд. Я прикусил язык.

— Итак, — проговорил Пуаро, — этот джентльмен приехал в большом автомобиле и оставил передачу. Она предназначалась для мисс Бакли?

— Да, сэр.

— Что же вы с ней сделали?

— Я ее не трогал, сэр. Санитарка унесла ее наверх.

— Это понятно. Однако вы все же притрагивались к коробке, когда брали у джентльмена, не правда ли?

— А! Ну конечно, сэр. Я ее взял и положил на стол.

— На какой стол? Покажите мне его, сделайте милость.

Санитар провел нас в вестибюль. Входная дверь была открыта. Возле нее стоял длинный мраморный стол, на котором лежали письма и свертки.

— Сюда кладут все, что приносят, сэр. А санитарки уж разносят потом по палатам.

— Вы не помните, в какое время была оставлена та передача?

— Наверно, в полшестого, сэр, или чуть-чуть попозже. Помнится, только что пришла почта, а ее всегда приносят около половины шестого. День выдался довольно хлопотливый, много народу перебывало, и цветы приносили, и навещали больных.

— Благодарю вас, — сказал Пуаро. — Ну, а теперь нам, очевидно, надо повидаться с той санитаркой, которая относила передачу.

Оказалось, что это одна из стажерок, — крохотное существо с пушистыми волосами, захлебывающееся от возбуждения. Она помнила, что взяла сверток в шесть часов, когда явилась на дежурство.

— В шесть часов, — тихо повторил Пуаро. — Выходит, около двадцати минут он пролежал на столе в вестибюле.

— Простите?

— Нет, ничего, мадемуазель. Продолжайте. Вы отнесли его мисс Бакли?

— Ну да, и не только его. Там была эта коробка, потом еще цветы, душистый горошек, по-моему, от мистера и миссис Крофт. Я взяла все сразу и отнесла. Ах да, для мисс Бакли был еще один пакет, он пришел по почте.

И самое чудное, что в нем тоже оказалась коробка конфет.

— Как? Еще одна коробка?

— Да, прямо совпадение. Мисс Бакли развязала оба свертка и говорит: «Вот жалость-то! Ничего этого мне не разрешают есть». Потом открыла коробки, чтобы посмотреть, одинаковые конфеты или нет, а в одной лежит ваша карточка. Тут мисс Бакли и говорит: «Эта чистая, — на вашу, — а это нечистая. Унесите ее прочь, а то я еще, чего доброго, перепутаю». И вот, нате вам! Ну кто бы мог подумать! Прямо как у Эдгара Уоллеса, правда?

Пуаро прервал ее болтовню.

— Две коробки, вы говорите? — сказал он. — Кто же прислал вторую?

— Там ничего не было написано.

— Ну, а которую же из них якобы прислал я? Ту, что пришла по почте, или другую?

— Ой, Господи, теперь, наверно, не вспомню. Может, подняться и узнать у мисс Бакли?

— Если вы будете так любезны…

Санитарка бегом поднялась по лестнице.

— Две коробки, — бурчал Пуаро. — Вот и разберись тут.

Вернулась запыхавшаяся санитарка.

— Мисс Бакли точно не помнит. Она сначала развернула оба свертка, а потом уж открыла коробки. Но ей кажется, что та коробка не с почты.

— Как вы сказали? — в замешательстве переспросил Пуаро.

— Ту коробку, которая была от вас, прислали не по почте. Во всяком случае, она так думает, хотя и не может сказать наверняка.