Загадка Катилины

И если это Форфекс, то что тогда? Ответственен ли за его убийство Гней Клавдий? Кто из рабов помогал ему? А кто виноват в смерти Немо? Хотел ли он просто запугать меня? Как это связано с загадкой Катилины — или это простое совпадение? А вдруг не совпадение, что Катилина и Форфекс вместе ходили по шахте? Даже если это Форфекс, то след мог вести и к Катилине, и к Марку Целию… и к Цицерону…

Я поймал себя на том, что мысли мои устремились по тому же кругу, что и в случае обнаружения Немо. Неужели Метон прав и я старею? Я уже не молод, и хотя бывают люди, чей разум с годами только развивается, чаще всего происходит обратное.

Оказалось, что я в течение долгого времени взираю на родимое пятно. Метон стоял, сжав кулаки и устремив на меня пристальный взгляд. Он ждал от меня окончательного ответа.

— Пока что мы примем на веру, — сказал я, — что Игнотус — это Форфекс. Если Гней Клавдий и причастен к убийству, то он все равно будет все отрицать. Поэтому, насколько получится, мы должны порасспрашивать его рабов.

До тех пор, пока Метон не разжал кулаки и не опустил плечи, я не знал, насколько он был напряжен. Я подумал, что он сейчас улыбнется в знак победы, но вместо этого он едва не заплакал.

— Ты понял, папа, — сказал он очень серьезным голосом, — что я прав и что я помню.

— Надеюсь, что да, — сказал я, хотя сам весьма сомневался в этом.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

— Мы можем встретиться и непосредственно с ним, — предложил Метон, взбираясь на лошадь.

— Но только после того, как добьемся чего-либо от его рабов, — сказал я, сжимая поводья и успокаивая свою кобылу. Но как же избежать встречи с ним? С Кассиановой дороги в его владения ведет только один путь. Если Гней сейчас там, то он нас сразу увидит, или прибегут рабы и сообщат ему о нашем появлении. Он, кажется, не из тех, кто прощает своим рабам, если те ему не говорят о приезжающих.

— Форфекс позволил нам с Катилиной осмотреть шахту и ничего не сказал перед этим хозяину.

— Да, но ведь нам уже известно, что с ним случилось после того.

«Если этот труп и в самом деле Форфекс», — подумал я.

Мы поехали по направлению к горе.

— У меня, кажется, появилась одна мысль, — сказал я. — Мы не поедем по главной дороге, ведущей прямо в поместье Гнея.

— А как же иначе? Ведь холмы слишком крутые, там иногда даже пешком не пройдешь, не то что на лошади.

— Но ведь есть еще одна дорога. Помнишь, как мы наблюдали за Катилиной и Тонгилием?

— Это когда к нам подошла Клавдия?

— Да. От Форфекса Катилина узнал, что существует старая тропа, поднимающаяся вверх по склону и скрытая от посторонних взоров густой растительностью. Он, должно быть, нашел ее, потому и исчез тогда на время. Я, кажется, помню, в каком приблизительно месте он скрылся среди скал и деревьев. Можно попробовать отыскать эту тропу. Тогда можно миновать и дом Гнея, и пастухов в горах.

Мы выехали на Кассианову дорогу, но повернули не налево, к главным воротам поместья Гнея, а направо, по направлению к Риму. Мы миновали хребет холма, и я с чувством сожаления подумал о том, насколько мы уязвимы — нас легко заметить с того места, на котором я так часто любил сидеть. Но, кроме Клавдии, там некого ожидать, а она скоро обо всем узнает, если окажется, что это Гней бросил Игнотуса в мой колодец.

Никакого движения на дороге не было. Я специально задержался на подъеме и осмотрелся по сторонам. Перед нами дорога лентой уходила на юг. Позади нас у самого горизонта, виднелось некое пятно — должно быть, группа рабов или стадо, ведомое в Рим, но они были еще очень далеко. Мы продолжили путь. Хребет холма мы уже миновали, но возвышенности справа все еще скрывали от нас поместье Клавдии. Слева начался крутой подъем, с высокими деревьями и камнями.

— Где-то совсем рядом… — пробормотал я.

Мы замедлили шаг и принялись внимательно вглядываться в заросли. Казалось, никто никогда и не думал вступать в эти запутанные переплетения деревьев и кустов. Через некоторое время я решил, что мы уже проехали нужное место. Справа я уже видел на полях рабов Клавдии.

— Мы заехали слишком далеко, — сказал Метон.

— Да. Вероятно, стоит вернуться.

На обратном пути мы также ничего не заметили, и я уже подумал, что нам следует либо оставить затею, либо, подобно Катилине, продраться сквозь заросли. Тут я услыхал топот копыт, поднял голову и впереди себя на дороге увидел молодого оленя, вышедшего из леса. В том месте, откуда он только что появился, колыхались ветви деревьев. Некоторое время он стоял и смотрел на нас словно статуя, потом подался назад и поскакал в лес. Перепрыгнув через кусты, он приблизился к сплошной стене растительности, но не свернул, а проскочил между валуном и стволом старого дуба. Если бы я моргнул, то мне показалось бы, что он просто исчез в лучах солнца, проникающих сквозь крону деревьев. Это был тот самый знак, о которых пишут поэты, настоящее предзнаменование.

— Там, где исчез олень, — сказал я, — и начинается старая дорога.