Загадка Катилины

Вступив на территорию Гнея Клавдия, я ожидал появления значительной свиты. С собой я взял Арата, частью из тех соображений, что мой управляющий должен сопровождать меня, а также я хотел понаблюдать за его реакцией, пока я буду разговаривать с Гнеем: я все еще не доверял ему. Я также выбрал несколько самых сильных рабов для охраны.

Мы выехали после полудня. Я надеялся на то, что Гней плотно пообедал. Я знал, что лучше всего разговаривать с человеком, когда он хочет спать и находится без охраны.

Мы проехали по Кассиановой дороге и свернули к поместью Гнея. Никто нас не окружал и не наблюдал за нашим продвижением. Дорога пошла вверх, на холмах появились кусты и валуны. В лесу мы снова увидели дом пастухов, где в прошлый раз встретили Форфекса. Потом дорога пошла вдоль высохшего русла. Наконец мы подъехали к мостику, пересекли его и приблизились к дому Гнея Клавдия.

Двухэтажное сооружение было выстроено скорее в этрусском, чем римском стиле. Дом был очень старым, и его давно не ремонтировали, если судить по кускам штукатурки, свисающим со стен, по ставням, державшимся на перекошенных петлях. Он прислонился к крутому склону, поросшему лесом, и его окружали глубокие тени. В воздухе пахло сыростью. Даже в солнечный день над ним располагался навес. Вокруг теснилось несколько полуразрушенных строений.

По грязному и пыльному двору расхаживали куры и собаки. При нашем появлении они залаяли, а куры суматошно забегали. Через открывающуюся дверь донесся голос, приказывающий собакам заткнуться. Те заворчали и забегали по двору кругами, но лаять перестали.

Потом из двери выглянул раб и, увидев нас, тут же скрылся, не сказав ни слова. Я подумал, что у его хозяина достаточно неприятных гостей, включая нас.

Через несколько мгновений дверь снова открылась. К нам вышел сам Гней Клавдий, с таким же мрачным и недоброжелательным выражением на лице, что и в тот раз, когда мы были с Катилиной. Это был поразительно безобразный молодой человек, со спутанными рыжими волосами и скошенным подбородком, но рост его и осанка придавали ему внушительный вид. При его появлении собаки снова залаяли. Гней зарычал в ответ, словно и сам был собакой. В руке он держал кость с мясом; кусочки еды прилипли к его губам. Эту кость он бросил собакам, и те принялись драться между собой в надежде полакомиться угощением.

— Глупые псы, — пробормотал Гней. — Но все-таки умней, чем многие рабы, да и огрызаться у тебя за спиной не смеют.

Очень трудно было переносить его скрипучий голос, как и смотреть на его лицо. Он прищурился — Клавдия говорила мне, что он плохо видит. Но меня он узнал сразу.

— А, опять ты? На этот раз без своего дружка из города. Снова пришел шпионить, насколько я понимаю. Что тебе надо, Гордиан?

— Мне кажется, ты и сам должен знать ответ на этот вопрос, Гней Клавдий.

— Не пытайся умничать, — ответил он. — Со мной такой фокус не пройдет. Спроси моих рабов, если не веришь. Никто тебя ко мне не приглашал, Гордиан. Ты перешел границу моих владений, и я имею полное право снять тебя с лошади и высечь. Говори, зачем пришел, или проваливай. Или ты хочешь, чтобы тебя высекли? Я могу и мальчишке предоставить право быть выпоротым.

— Папа! — сказал Метон, сжимая кулаки. Я дотронулся до него, чтобы успокоить.

— Мы пришли, Гней Клавдий, потому что кто-то совершил неприятный поступок в моем поместье. Нарушил божественный и людской закон.

— Если боги и оскорблены, то только потому, что плебей, выскочка из Рима, завладел собственностью, которая в течение долгих поколений находилась в руках моей семьи! Тебе, возможно, следовало вспомнить об этом, прежде чем заявляться ко мне.

— Папа, мы не потерпим этого, — прошептал Метон.

— Тише! Ты признаешь свою ответственность, Гней Клавдий?

— За что?

— За то осквернение, о котором идет речь?

— Я не понимаю, о чем ты говоришь. Но если что-то произошло в твоем поместье, то это приятная новость для меня. Продолжай. Ты забавляешь меня, плебей.

— А ты меня нет, Гней. А также та выходка, сделанная несколько дней тому назад.

— Хватит с меня загадок! Говори ясней!

— Я говорю о трупе, который ты закинул в мой колодец.

— Что? Ты перегрелся на солнце, Гордиан. Если хочешь стать настоящим фермером, то следуй моему совету: носи шляпу.

— Так ты отрицаешь?

— Что за труп? Какой колодец? Ну-ка, юнец, похлопай своего отца по спине, а то он заговаривается.

Метон, казалось, едва сдерживается. Я заметил, как он судорожно вцепился в поводья, как побледнели суставы его пальцев.

— Я говорю о трупе твоего раба, Форфекса. Ты будешь отрицать и то, что убил его несколько дней назад?

— Зачем мне отрицать? Он долгое время был моим рабом, а до этого служил у моего отца. Я имею полное право убить его. И пусть поразит меня Юпитер, если он не заслужил смерти!

— Ты нечестив, Гней Клавдий.

— А ты дурак и выскочка, Гордиан Сыщик. Нашел труп в колодце, ну и что? Тем лучше. Но не рыскай тут и не обвиняй меня почем зря. Я к этому не имею ни малейшего отношения.

— Но ведь это тело Форфекса.