Загадка крещения Руси

Над Перуном был устроен своеобразный языческий суд, сопровождавшийся наказанием — волочением и битьем «жезлами». Этот суд выдают «двенадцать мужей», приставленных к Перуну, чтобы бить его. «Двенадцать мужей» — непременный атрибут архаического суда восточных славян, как, впрочем, и других древних народов. Летописец пытался затушевать языческую суть экзекуции, которой подвергли Перуна, но проделал это настолько неловко и простодушно, что хитрость его видна как на ладони. «Колотили Перуна не потому, что дерево чувствует», — убеждает он свою аудиторию и тем самым привлекает внимание к тому, что хотел скрыть: распространенное у язычников представление об одухотворенности неживых предметов. Возможно, со стороны летописца это был и полемический выпад (правда, неуклюжий) против языческих воззрений.

После расправы с Перуном и остальными кумирами Владимир послал слуг своих «по всему городу со словами: «Если не придет кто завтра на реку — будь то богатый, или бедный, или нищий, или раб — да будет мне враг». Услышав это, с радостью пошли люди, ликуя и говоря: «Если бы не было это хорошо, не приняли бы это наш князь и бояре». На следующий же день вышел Владимир с попами царицыными и корсунскими на Днепр и сошлось там люде без числа. Вошли в воду там одни до шеи, другие по грудь, молодые же у берега по грудь, некоторые держали младенцев, а уж взрослые бродили, попы же совершали молитвы, стоя на месте. И была видна радость на небе и на земле по поводу стольких спасаемых душ; а дьявол говорил, стеная: «Увы мне! Прогоняют меня отсюда! Здесь думал я обрести себе жилище, ибо здесь не слышно было учения апостольского, не знали здесь Бога, но радовался служению тех, кто служил мне. И вот уже побежден я невеждой, а не апостолами и не мучениками; не буду уже царствовать более в этих странах». Люди же, крестившись, разошлись по домам».

Крестив киевлян, Владимир «поставил церковь во имя святого Василия на холме, где стоял идол Перуна и другие и где творили им требу князь и люди. И по другим городам стали ставить церкви и определять в них попов, и приводить людей на крещение по всея городам и селам».

Не надо обладать особыми источниковедческими познаниями, чтобы уразуметь, насколько стилизован рассказ летописца и как далек он от исторической действительности. Для этого достаточно ознакомиться со стенаниями беса, вылившимися в пространный монолог, пригодный более для средневековой мистерии, чем для исторического повествования.

Под пером летописца обращение к новой вере превратилось триумфальное шествие христианства по градам и весям Руси. Это явно гиперболизированное представление перекочевало в дворянско-буржуазную историографию. Его отзвуки слышны и в современной научной исторической литературе, где можно прочитать о «массовом крещении киевлян», о «массовом крещении народа», о «всеобщем крещении Руси». Имеются и такие исследования, в которых говорится о «мирном шествии» христианства по просторам Киевской Руси^{24}. Если такого рода высказывания встречаются у советских историков, то церковным историкам, как говорится, «сам Бог велел» вести речь о «крещении всей Руси» при великом князе Владимире^{25}

. Крещение киевлян в водах Днепра напоминает у них сцену из мелодрамы: люди со «слезами радости принимали крещение», они «все шли по зову своего вождя, ибо верили ему»^{26}. Народом «новая религия была воспринята сразу же», при всеобщей радости^{27}

. Одним словом, введение христианства стало, так сказать, «праздником души» русского народа.

Внимательный анализ источников свидетельствует о том, что так называемое «крещение Руси» означало переход в христианство киевского князя с домочадцами, близко стоящей к нему знати и какой-то части (возможно, значительной) жителей Киева, а также населения близлежащих городов и сел. Обращение в новую веру этих людей было добровольным, что понять нетрудно: ведь христианство учреждалось для поддержания господства киевской верхушки и всей полянской общины над «примученными» (покоренными) восточнославянскими племенами.

Мысль о добровольном крещении жителей Киева и Киевской земли, казалось, противоречит рассказам древних писателей о якобы принудительном крещении. По свидетельству автора «Повести временных лет», Владимир объявил противником себе всякого, кто не придет креститься в назначенный час и в указанное место. В «Слове о Законе и Благодати» митрополита Илариона (середина XI века) сказано, что Владимир будто бы «заповеда по всей земле своей креститися… и всем быти крестьяном, малым и великим, рабом и свободным, уным и старым, богатым и убогим; и не бысть ни единого же противящеся благочестивому его повелению; да аще кто и не любовию, но страхом повелевшаго крещахуся, поневе бе благоверие его с властию сопряжено»^{28}.