— Не за счет же членских взносов! Это же смешно! Но спеси у них… Жириновский сюда, на «Ферейн» приехал для встречи с Брынцаловым для того, чтобы оговорить кое-что перед эфиром «Один на один». Брынцалов сказал заранее, что я не буду обливать тебя грязью. Жириновский приезжает. И так получилось, что несколько тележурналистов, и отечественных, и зарубежных, находились вот тут, в ресторане, в это время, обедали. Увидали кортеж — выбежали с телекамерами. «Зил» подъехал правительственный, в нем сам Владимир Вольфович да еще плюс охрана такая, навороченная, в «мерседесах». А Брынцалов пошел домой — рубашку переодеть со штанами, он здесь, в тридцати метрах от офиса, живет. Жириновский приехал, все вышли, мы с его пресс-секретарем поздоровались. Они приехали раньше на полчаса. Жириновский из авто не выходит. Я говорю: «Владимир Вольфович, что же вы не выходите?» «Я не привык, чтобы меня не встречали! Где Брынцалов?» Я говорю: «Он пошел переодеть сорочку». Жириновский думал полминуты, потом как заорет: «Ну-ка, блин, на хрен отсюда все! Уезжаем!» Никто ничего не понял. Охранники: «Почему? Мы же приехали в гости! Такой стол Брынцалов накрыл!» Жириновский не привык, понимаешь, быть человеком ожидающим, он привык быть всегда в центре внимания. А тут оказывается, ему надо еще на ступенечках постоять…
Брынцалов оказался радушным хозяином, который ждал-ждал гостя… Вот он уже выскакивает из дверей квартиры и бежит: «Владимир Вольфович, дружище, дорогой!» В этот момент Жириновский уезжает. Обиженный. Представляешь? В семь часов вечера мы приехали в Останкино. Жириновский не разговаривал с Брынцаловым до эфира, очень был обижен. И поэтому, если ты видела эту программу «Один на один», там он постоянно хотел уколоть Брынцалова.
— Богачеством?
— Не только этим… Ну, мол, Брынцалов, вы же наверняка сделали деньги на наркотиках, которые производите попутно с лекарствами. И наверняка вы приватизировали что-то там нелегально. Было две трибуны. За Брынцаловым сидела трибуна, и за Жириновским трибуна. Но перелом наступил, когда подняли вопрос о русской идее. Жириновского раздражало название «Русская партия». А Брынцалов говорит: «Вы знаете, я вот люблю русских и хочу быть лидером русских людей, а другие авось потом и присоединятся». А Жириновский всегда говорил о том, что именно он является носителем русской идеи. И тут вдруг Жириновский попал впросак. Он стал говорить о какой-то общей России, о том, что надо как-то всем вместе… И после этого две трибуны стали аплодировать только Брынцалову. Потому что программа, которую излагает Брынцалов, — более внятная, экономическая. Что главное преступление государства и заключается в том, что оно ворует наш труд. Наш труд стоит, как во всем мире — примерно тысячу-две долларов в месяц. А нам платят пятнадцать долларов. Это просто насмешка над человеком. Вспомни, как он говорит о войне, о преступности. Подход Жириновского: мол, возьму одну банду, натравлю ее на другую банду, и все будет хорошо. Понимаешь, Брынцалов более серьезный человек, и он относится к Жириновскому по-серьезному только как к человеку, возглавляющему фракцию. Ведь в Думе «игра» идет не в персон, не в личности, а во фракции. Будь ты там хоть семи пядей во лбу гениальный, но если ты вне фракции — тебе даже не дадут слова с трибуны сказать, тебя туда никто не пустит.
— Брынцалов, получается, в Думе один?
— Да, ты знаешь… Но эта избирательная кампания позволила ему надергать, можно сказать откровенно, сторонников и из фракции ЛДПР. Приезжали, втайне от Жириновского, только чтобы не говорили папб, сюда, к Брынцалову. «Владимир Алексеевич, — уверяли, — именно вы являетесь сейчас носителем русской идеи, национальной идеи возрождения русского народа, и мы вас поддерживаем».
— А что коммунисты?
— Зюганов? Брынцалов с ним общался полтора часа. И знаешь, как он описывает эту историю? Он говорит, что в течение десяти минут Зюганов… слушал… вернее, «он слушал, как я излагаю свою программу…»
— Это до выборов?
— Это было перед известной демонстрацией девятого мая. «Дальше Зюганов взял бумаги побольше, ручку и стал записывать все то, что я говорил». Ты знаешь, он разочаровался в Зюганове. Он говорит, мол, да, это человек умный, но ему еще учиться и учиться. А уж практик — извините меня…
— Денег не просил?
— Нет, гордый. Нм не дали выступить на демонстрации самостоятельно, мы попросили у коммунистов разрешения пристроиться в хвост их колонне. То есть после их флагов и транспарантов шли бы мы. Нас было шесть тысяч человек. Русская соцпартия. Они ушли раньше. Мы повернули на Тверской бульвар, у Есенина небольшой митинг организовали… По-разному нас принимали. Были отмороженные…
— Кто входит в вашу партию, известные имена есть?