Загадка о тигрином следе

Однако немецкий лётчик неожиданно проявил несвойственное для него упрямство. Обычное обсуждение полётного плана на следующий день вылилось в словесную перепалку. Дошло до весьма некорректных высказываний.

– Вы, наверное, хотеть предать нас в руки врага! – в пылу ожесточённого спора язвительно заявил генералу обычно невозмутимо-добродушный немец. – Я не сумасшедший, чтобы добровольно совать моя бедная голова в пеньковый русский верёвка! Ищите себе другой дурацкий пилот!

В спор оказались вовлечены комиссар и второй пилот. Однако переломить волю почти оправившегося от всех своих хворей начальника экспедиции никому не удалось.

За последние дни Вильмонт перестал кашлять, выглядел бодрым и энергичным. Он даже из принципа перестал пользоваться тростью, хотя старое ранение не позволяло ему полноценно пользоваться левой ногой. А ведь недавно он был бледный и хилый, и казалось, что ноги едва его держат. Доктора предсказывали пациенту скорую смерть, если он не послушается их советов и покинет Москву! Конечно, этому можно было искренне порадоваться, если бы не подозрительная, удивительная стремительность, с которой произошло улучшение состояние здоровья ещё несколько дней назад тяжело больного старика. Уж очень это смахивало на симуляцию с какими-то далеко идущими целями. Но с другой стороны, всё произошло именно так, как сам старый солдат и предсказывал, когда утверждал, что трудности кочевой жизни, требующие полной мобилизации физических и моральных сил, для него лучшее лекарство.

На следующий утро разыгралась пурга, и вылет снова пришлось отложить. Когда погода улучшилась, лётчики отправились готовить самолёты к вылету. Вскоре и комиссар ушёл. Луков спал и не заметил, как он выскользнул за дверь. Когда Одиссей проснулся Галины тоже в избе не оказалось. Вначале Луков не придал этому значения, но спустя какое-то время ощутил смутное беспокойство. Молодой человек накинул на плечи пальто и вышел на улицу. На свежем снегу отчётливо отпечатались следы, оставленные сапожками маленького размера. Они вели к хозяйственным постройкам, за которыми был устроен туалет. В ту же сторону совсем недавно прошёл крупный мужчина. Луков направился по следам. Проходя мимо дровяного сарая, он вдруг услышал доносящиеся из-за его стены странные всхлипы, переходящие в хрип. Там происходила какая-то странная возня. Одиссей прислушался и понял, что слышит сдавленные крики Галины, которой зажимают рот и возможно даже душат. Затем из сарая донёсся возбуждённый мужской шепот:

– Будешь ломаться – удавлю!

Одиссей схватил подвернувшееся под руку полено и несколько раз, что было сил, рванул на себя дверь сарая. В эту минуту он был готов расколоть череп негодяю. К счастью для того накинутый запорный крючок не поддался. Тогда Луков заорал:

– Отпусти её! Слышишь, мерзавец! Если не отпустишь, я тебя, животное, застрелю!

Луков блефовал, у него не было при себе оружия. Однако неожиданно угроза подействовала.

Возня за стеной прекратилась, послышался плач несчастной девушки и обращённый к ней заискивающий торопливый шепот комиссара:

– Ну что ревёшь, я же по любви. Успокойся! Озолочу. Только не дури.

Через минуту дверь со скрипом приоткрылась и в тёмном проёме осторожно возникла смущённая красная рожа комиссара.

– Зачем кричать, профессор, – застёгивая ремень, смущённо осклабился комиссар. – Зря шум поднимаешь. Бабёнка то первый сорт, тельце нежное, гладенькое – бархат с шёлком. Наш начальник вроде как всё-таки согласился взять её на аэроплан. Так не за так же мы её повезём! Вон каждый грамм веса рассчитываем для экономии бензина, а в ней не менее пятидесяти килограммов будет.

Комиссар по-приятельски подмигнул:

– Слушай, дорогой товарищ, а давай-ка её вместе на пару оприходуем, – ты, да я – в два ствола или по очереди, – как захочешь. А я ей за услуги аршин батиста подарю.

Вместо ответа Одиссей сгрёб насильника за шиворот и выволок на улицу. Комиссар был в два раза шире его в плечах и конечно намного сильней, но даже не пытался сопротивляться. Здоровяк как-то сразу сник, опустил голову, и покорно плёлся на суд к начальнику экспедиции, подгоняемый долговязым тщедушным очкариком.

Они молча ввалились в сени. Не стряхнув снег с валенок, Одиссей погнал «арестованного» через предбанник, резко распахнул дверь в горницу. Вильмонт сидел один за столом. Бывший генерал задумчиво крутил в пальцах половинку карты. Луков мог поклясться, что на ней был изображён коварно улыбающийся во весь рот шут!

При их появлении генерал торопливо спрятал карту в нагрудный карман френча под застёгнутую пуговицу. Одиссей был так потрясён, что даже забыл о цели своего прихода. Луков стоял, словно поражённый молнией, и ошарашено таращился на начальника. В голове не укладывалось, что убеленный благородными сединами генерал, всего два дня назад так убедительно говоривший о своей ненависти к любому виду предательства, и есть ловкач-джокер!