Загадка Рэд Хауза

Итак, Марк дал мне образование. Сначала я учился в частной школе, потом в Кэмбридже, и вот я стал его секретарем. И даже больше, чем секретарем, как вы, наверное, знаете от вашего приятеля Беверли: управляющим имением, поверенным в делах, его курьером, его… — но прежде всего его слушателем. Марк был не в состоянии жить один. Ему всегда нужен кто-то, кто бы его слушал. Думаю, в глубине души он надеялся, что я стану его Босуэллом[7]. Однажды он мне сказал, что решил сделать меня своим литературным секретарем — о Господи. Когда мы разлучались, он писал мне глупейшие длинные письма, по прочтении я в злости их рвал. На редкость пустой человек!

Три года тому назад с Филиппом случилась неприятная история. Из дешевой классической гимназии он прямиком угодил в заурядную лондонскую контору и вскоре обнаружил, что на два фунта в неделю не очень-то разгуляешься. И вот я получаю от него отчаянное письмо, в котором сказано, что если он немедленно не раздобудет сотню фунтов, он погиб; я попросил денег у Марка. В долг, разумеется; он платил мне приличное жалование, и я вернул бы эти деньги через три месяца. Но нет. Думаю, он не углядел в этом деле ничего для себя заманчивого: ни аплодисментов, ни восхищения. Благодарность Филиппа пришлась бы на мою долю, не на его. Я просил, угрожал, мы рассорились; и пока мы препирались, Филиппа арестовали. Для моей матери это оказалось смертельным ударом, ибо Филипп всегда был ее любимцем, но Марк, как всегда, сумел и тут найти повод для самодовольства. Он смаковал свое умение разбираться в людях — ведь двенадцать лет назад он выбрал меня, а не Филиппа!

Я потом извинился перед Марком за все грубости, которые я ему тогда наговорил, и он со свойственным ему мастерством разыграл роль великодушного джентльмена; однако, хотя внешне между нами все осталось как прежде, с того дня я стал заклятым его врагом (чего он, при своем тщеславии, даже не заметил). Впрочем, если бы это было все, не знаю, стал бы я его убивать. Но крайне опасно жить на положении близкого друга и родственника с человеком, которого ненавидишь. Он был настолько слеп в своем убеждении, что я его восторженный и благодарный протеже, а он мой щедрый благодетель, что в слепоте своей всецело оказался в моих руках. Мне оставалось только запастись терпением и ждать подходящей возможности. Наверное, не стоило его убивать, но я поклялся отомстить — и вот этот тщеславный болван полностью в моей власти. Спешить было некуда.

Прошло два года, и мне пришлось пересмотреть свои намерения, ибо судьба мстила Марку и без меня. Марк начал пить. Мог ли я его спасти? Не думаю, но к своему величайшему изумлению, я поймал себя на том, что пытаюсь это сделать. То ли просто по доброте душевной, то ли из тайного страха, что если он сопьется до смерти, я не смогу отомстить? Даю вам слово, я и сам не знаю; так или иначе, я совершенно искренне пытался его удержать. Ведь алкоголизм — это так мерзко.

Отучить его полностью я не смог, но мне удавалось держать его в определенных рамках, чтобы никто, кроме меня, не знал его тайного порока. Да, внешне я держал его в безукоризненной форме; так что теперь я, видимо, был похож на каннибала, который для собственного блага поддерживает свою будущую жертву в хорошем состоянии. Нередко я злорадно размышлял, каким именно образом мне будет приятнее его уничтожить — финансово, морально или еще как-нибудь? Что доставит мне наибольшее удовольствие? Мне ведь достаточно убрать руку — и он потонет. Но я все еще не спешил.

А потом он погубил себя сам. Это ничтожество, этот жалкий самовлюбленный пьянчужка имел наглость предложить свои свинские ухаживания самой добродетельной и чистой женщине на земле. Вы видели ее, мистер Гилингем, но вы не знали Марка Эблета. Даже если бы он не был пьяницей, она все равно не нашла бы с ним своего счастья. Я знал его много лет, но не помню случая, чтобы бескорыстное побуждение тронуло его сердце. Совместная жизнь с этим ничтожеством стала бы для девушки сущим адом; жизнь с пьяницей — адом вдвойне.

Итак, теперь его понадобилось уничтожить. Ведь кроме меня защитить ее было некому. Ее мать вступила с Марком в мерзкий заговор. Конечно, ради нее — и с превеликой радостью! — я мог бы попросту его пристрелить, но зачем же бессмысленно жертвовать собой? Он и так в моей власти; лестью я мог принудить его к чему угодно, придать же его смерти видимость несчастного случая не гак уж сложно.

Не стану занимать ваше время перечислением всех разнообразных планов, которые приходили мне в голову и были отвергнуты. Одно время я склонялся в пользу несчастного случая на воде: Марк, почти не умеющий плавать, переворачивает лодку, я же изо всех сил, якобы, пытаюсь его спасти. Но потом вдруг он сам подал мне идею — он и мисс Норрис — и тем решил свою участь; это был план без малейшего риска — сказал бы я еще недавно, но вы сумели его разгадать.