Бадмаев Петр Александрович (до принятия крещения – Жамсарайн) (1849(?)–29.07.1920) – родился в Бурятии (по сведениям семьи в 1841; по семейной легенде и запискам самого Бадмаева – в 1810), сын крупного бурятского скотопромышленника, до 12 лет рос в степях, учился в Иркутской гимназии; крестник императора Александра III при принятии Православия. С 1875 г. занимался врачебной практикой тибетской медицины в Петербурге, где имел клинику на Поклонной горе и большую клиентуру. Побывал в Монголии, Китае, Тибете, где в монастырях приобретал книги, травы, рецепты. Перевел на русский язык руководство по тибетской медицине «Чжуд-ши» (1903). Был приглашен в Императорскую семью для лечения гемофилии цесаревича Алексея. Одно время находился в близких отношениях с Г.Е. Распутиным.
Известный журналист И.М. Василевский-Не-Буква (1882–1938) писал:
Депутат Государственной Думы В.П. Пуришкевич указывал в воспоминаниях:
Был ли Бадмаев действительно одним из настоящих тибетских ученых «лам», знающих все тайны тибетской медицины, основанной на многовековом изучении свойств различных растений, или он был только ловким знахарем, умевшим пользоваться некоторыми средствами, – решить трудно. Но как человек он представлял собой тип авантюриста самой низкой марки, ищущего денег и положения.
Он очень дружил с подонками петербургского политического мира, вроде известного проходимца, журналиста и дельца Манасевича-Мануйлова, князя М.М. Андронникова, темные интриги и мошенничества которых были разоблачены после революции.
Бадмаев всячески домогался влияния в политических сферах, и, как только Распутин стал играть видную роль в Царском Селе, тибетский авантюрист не замедлил завязать с ним самую тесную дружбу.
Лечение Распутиным Государя и наследника различными травами, конечно, производилось при помощи Бадмаева, которому были известны многие средства, незнакомые европейской науке. Сообщество этих двух людей – темного тибетца и еще более темного «старца» – невольно внушало ужас… И, вспомнив обо всем этом, посмотрев на уверенно небрежную позу Распутина, я понял, что никакая сила уже не может поколебать принятого мною решения.
Между тем разговор, вернее, речь Распутина продолжалась.