Фредерик ТРИСТАН

ЗАГАДКА ВАТИКАНА

Посвящается Жан-Мишелю Сальку

Известен мне один греческий лабиринт, представляющий собой единую прямую линию. Многие философы заблудились на этой линии. Там мог бы затеряться и настоящий детектив.

Жорж-Луи Борж. «Смерть и Компас»

ГЛАВА I,

где мы узнаем о существовании «Жизнеописания» и усилиях, приложенных Адриеном Сальва при поисках манускрипта

Профессор! Профессор! Наконец-то! Мы нашли его!

С такими словами в страшном возбуждении папский нунций магистр Караколли ворвался в тишь клуба. Совсем непривычно было видеть кого-то в таком состоянии в месте, предназначенном для размышлений, дегустации «Ферне Бранка» и чтения «Римского обозрения». Но еще более поразительным было то, что автором подобного непростительного вторжения оказался не кто иной, как член римской курии.

Хорошо еще, что в этот послеобеденный час понтификальный клуб был почти пуст. И лишь профессор Адриен Сальва, сидящий в одном из знаменитых кожаных кресел библиотеки, стал свидетелем вопиющего нарушения порядка. Были там, правда, двое слуг во фраках и белых перчатках, но они сделали вид, будто ничего не произошло.

Сиреневое лицо нунция не отличалось по цвету от его сутаны и являлось неоспоримым доказательством того, что за прохладными стенами клуба было настоящее пекло. Тщетно старался прелат утереть пот огромным, как у ярмарочного торговца, платком — крупные капли продолжали сочиться через поры кожи, свидетельствуя о том, что виновата в этом не только усиленная работа потовых желез, вызванная жарой. Папский нунций бежал сюда! А заставить бежать папского нунция мог лишь пожар в Ватикане или находка чрезвычайной важности, способная потрясти основы папства.

— В чем дело? — невозмутимо осведомился Сальва, глубоко затянувшись любимой мексиканской сигарой.

— Уф-ф, уф-ф! — никак не мог отдышаться прелат.

— Случилось что-нибудь? — домогался ответа профессор, которого заметно начинало тревожить состояние Караколли.

— «Tractatus… Vita»… Я хочу сказать… «Житие Басофона»… Того самого, Сильвестра… Профессор! Оно найдено!

Сбивчиво пояснив причину своего возбуждения, магистр Караколли вдруг впал в ликование — явный признак нарушения его душевного равновесия. Мы еще не сказали, что этот мужчина был пузатым коротышкой? А впрочем, вы и сами догадались по его обильному потовыделению. Давно известно, что у долговязых жидкости меньше, чем у толстых, и что их потовые железы расходуют ее более экономно. Но как бы то ни было, епископская полнота — отличительный признак ловкости в дипломатии; худые, как подмечено, уже исчезли из папского окружения.

— Оно, конечно же, находилось в папке с «Небесной лестницей» Жана Гоби?

— Совершенно верно. Как вы и предсказывали! А мы годами искали манускрипт в «Патрологии» Миня и среди апокрифов! Просто смешно! Ошибка наша жалости достойна!

С этими словами сожаления нунций рухнул в одно из знаменитых кресел, стоящих напротив не менее знаменитого профессора.

— Передохните и успокойтесь, — сказал последний, покусывая кончик своей сигары (он заказывал их в Оаксаке упаковками по сто штук). — «Жизнеописание» и должно было находиться почти на виду, в таком месте, куда никому невдомек и заглянуть. Принцип «Украденного письма» Эдгара По.

— Кто украл письмо? — забеспокоился прелат, чьи литературные познания не выходили за пределы XIII века. К тому же после неимоверных усилий, затраченных на то, чтобы принести весть, мозг его временно работал вхолостую.

К счастью, в этот момент слуга во фраке и в белых перчатках почтительно наклонился к Караколли и осведомился, какой напиток ему принести. Это помешало профессору начать лекцию об англосаксонской литературе. Между прочим, вопрос слуги был совершенно лишним, потому что нунций, как и все члены понтификального клуба, всегда заказывал ликер «Ферне Бранка».

Скажем в скобках, что некоторые склонны критиковать горьковатый вкус этого напитка, находя его отвратительным. И тем не менее, когда прошел слух о том, что святой отец ежевечерне вкушал рюмку бодрящего пойла после вечерней молитвы перед сном, весь папский двор быстро приобщился к нему. Неизвестно, было ли это епитимьей или же принимался он в качестве лечебного средства. Во всяком случае, никто не мог быть членом клуба, не соблюдая установившийся ритуал. Преподобный ликер можно было разбавлять ментоловой или содовой водой. Зимой его пили неразбавленным, с дольками лимона. Кое-кто втихомолку смешивал его с колой или ромом. А были и такие фанатики, что пили его с пивом. Сальва же, нёбо которого давно огрубело от сигар, выпивал его залпом, как это делают русские с ВОДКОЙ, и затем крякал от удовольствия.