Загадка XIV века

Основным вопросом для короля была война против Англии, эту тему обсуждали на следующий день на собрании, на котором присутствовали пятьдесят человек со стороны императора и примерно столько же от французов — герцоги, прелаты, пэры (в том числе и де Куси), а также рыцари и члены королевского совета. Согласно хронисту, короля беспокоила «ложь, которую распространяли в Германии англичане», но Карл всегда старался найти оправдания тому или иному поступку. Король изложил дяде, которого, возможно, почитал, как отца, ряд уступок, предложенных во имя мира, и попросил императора рассудить его.

Король говорил два часа, начал со старинной ссоры Элеоноры Аквитанской, коснулся мирного договора в Бретиньи и пересказал сложные обстоятельства, при которых этот договор был подписан, а потом напомнил о возобновлении войны в 1369 году. Если его речь была путешествием из прошлого в настоящее, то ответ императора стал шедевром изящных формулировок. Он говорил о верности и братстве, о том, с каким глубоком почтением он сам, его сын и подданные относятся к чести французского короля и его страны, к братьям и детям Карла, отметил, что противоборствующие стороны действительно можно назвать «союзниками». Суть речи тем не менее была туманной. Хотя по окончании императорского визита к заключению союза так и не пришли, необходимые слова все-таки прозвучали, и, возможно, именно этого французский король и добивался.

Он не поскупился на дальнейшее проявление любезностей и на вручение даров; они обменялись с императором эмалевыми кубками и кинжалами, украшенными рубинами, бриллиантами, сапфирами и жемчугом. Карл считал, что драгоценные камни, гобелены и искусство ювелиров являются свидетельством монаршего великолепия. Его дядя не постеснялся попросить у племянника изысканный часослов, и, когда Карл положил перед ним две книги — большую и маленькую, чтобы он мог выбрать, — император предпочел не выбирать, а взял обе. Он проявил и тактичность — посетил королеву и ее мать, вдовствующую герцогиню Бурбонскую, чья сестра Беатрис была его первой женой. Оба залились слезами, хотя Беатрис умерла тридцать лет назад и ее место с тех пор занимали последовательно три жены. Последний день провели с приятностью — в Венсенне, где на опушке благородного леса на берегу реки король построил свой любимый замок — Боте-сюр-Марн. Здание было роскошным и удобным, с великолепными гобеленами, фламандским органом и воркующими во дворе горлицами. Этот замок воспел поэт Дешан — «Поистине там все ласкает взгляд, / там дивну песню слышишь соловьину; / вкруг замка Марна вьются, шелестят деревья / щедры…»[14]

Император отбыл из Реймса; до границы королевства его провожал де Куси и другие аристократы. Возможно, его утомили столь многочисленные церемонии: смерть императора последовала через десять месяцев, в ноябре 1378 года.

Знаменательный визит, пусть и лишенный практической пользы, прославил французскую корону. Пусть пределы королевской власти были столь же неопределенными, как и прерогативы королевского совета, а институты королевского правления неустойчивыми, мнение Карла V о роли короны оставалось неизменным: монархия зависит от воли короля. Король зависел от закона, и долг его — в укреплении закона, ибо Господь не допускает в рай тиранов. Теоретически санкции проистекали из согласия подданных на управление, и великий теолог Жан Жерсон вынужден был напомнить преемнику Карла, что короли и принцы «выбирались вначале с общего согласия». Карл отлично знал, что культ монархии — основа народного согласия. Он сознательно подпитывал этот культ, но в то же время показывал, что правление может осуществляться децентрализованно, независимо от «главнокомандующего».

Даже в, казалось бы, благополучном 1378 году Франция не была застрахована от неприятностей. В Бретань и Нормандию вернулась война; Карл Наваррский, столь же злобный, как и двадцать лет назад, вступил в опасный союз с Англией; ересь и колдовство снова оказались на подъеме, востребованные людьми, которые были недовольны церковью.

Пожалуй, не найти эпохи, когда бы церкви, несмотря на ее господство, не оказывали где-нибудь сопротивления. В смутном XIV веке Бог казался враждебно настроенным к человеку, и тем не менее потребность в единении с Богом никогда не была такой острой — и столь неудовлетворенной Его земными представителями. Церковь была занята войной в Ломбардии, сборами налогов в Авиньоне и постоянной заботой об укреплении своего положения, но все это не отвечало нуждам народа. Монашеское движение мнилось последним оплотом реформирования, но когда и монахи соблазнились наживой, люди, искавшие душевного спокойствия, постепенно стали отдаляться от церкви, прислушиваться к мистическим сектам.