Загадка XIV века

Автократы нередко запаздывают с пониманием. Экономические силы уже подтачивали феодальную зависимость, но наказания, несмотря на поражение революции, продолжались, пока несвободных крестьян не осталось вовсе. Ускорила ли революция этот процесс или задержала, неясно, но быстрый результат вселил в правителей, начиная с короля, невероятное самодовольство. Возможно, у опьяненного успехом Ричарда проявились начатки абсолютизма, но он не обрел закалки, необходимой для обращения с врагами, и в итоге пал жертвой одного из них. Военные не видели необходимости в каких-либо переменах, церковь твердо выступала против реформ. Привилегированные сословия, напуганные учением лоллардов о всеобщем равенстве, решительно высказывалось против любых перемен. В поэме Гауэра «Глас вопиющего» поэт обличал лоллардов как провозвестников раскола между церковью и государством и утверждал, что в мир их послал Сатана. Лолларды ушли в подполье, тем самым надолго отложив утверждение протестантского сепаратизма.

В дни гнева и страданий, дни бедствий и несчастий крестьянская революция казалась многим еще одним испытанием, означавшим, как и «Черная смерть», гнев Божий. Связывая крестьянское восстание с землетрясением, случившимся в 1382 году, и с бубонной чумой, анонимный поэт заключил, что эти три явления

Вызваны Божьим гневом,Наказанием за грехи.

Монах Уолсингем полагал, что и нападения французов на английское побережье можно расценивать как Божью кару: «Насылая на людей такие ужасы, Господь призывает их к раскаянию». Восстания, если трактовать их подобным образом, не имели политического значения. Как писал флорентийский хронист, «человек не может изменить того, что послал нам Господь за наши грехи».

Какое влияние оказало английское восстание на революционные настроения людей за рубежом, неизвестно. Как бы то ни было, война и сопутствующие ей бедствия и налоги должны были подбросить достаточно топлива в топку недовольства. И все же война давала работу и деньги оружейникам, возчикам, продавцам зерна, пекарям, коннозаводчикам и сотням мастеровых других профессий, не говоря уже о лучниках, пехотинцах и о тех, кто обслуживал армию. Люди того времени не говорили о войне как об экономическом стимуле, зато оставили много свидетельств о том, какое тяжелое бремя она накладывала на бедняков. «Необходимо взять за принцип, — писал Виллани, — что за войну не должны расплачиваться бедняки, платить должны те, кому принадлежит власть».

Герцог Анжуйский не признавал этот принцип; охота за деньгами, которую он развязал начиная с февраля 1382 года, спровоцировала во Франции новую волну бунтов. Ожидавшееся наследство — Неаполитанское королевство — в случае отречения от трона королевы Джованны грозило сорваться. Де Куси вновь вызвали из Пикардии для консультаций, однако, не послушав его совета, герцог вознамерился повести армию в Италию. На встрече с купеческими старшинами и знатными буржуа в январе 1382 года он, похоже, сумел вырвать у них согласие на новый налог на вино, соль и другие продукты. Поскольку он боялся народного гнева, эдикт был подписан тайно, а назначение на прибыльную должность главного сборщика налогов провели в Шатле за закрытыми дверями. Многие с охотой бы согласились, однако боялись публично в том признаться. Двор в Венсенне испытывал не меньший страх.

Когда торговцы и путешественники разнесли весть о новом налоге, не только в Париже, но и в Лане, Амьене, Реймсе, Орлеане и Руане вспыхнули бунты. Представитель столичной буржуазии Жан де Маре, пожилой уважаемый и красноречивый адвокат, служивший всем королям, начиная с Филиппа VI, тщетно пытался убедить герцога Анжуйского отменить эдикт. Владельцы магазинов не пускали сборщиков налогов, явившихся оценивать их оборот; горожане хватали оружие, забили в набат и накидывались на налоговые конторы. Гнев народа подогревали «английский пример» и даже «письма и записки от фламандцев». Дело было, однако, не столько в совместных действиях, сколько в страхах правящих кругов.

В конце февраля мятеж в Руане, столице Нормандии, разгорелся не на шутку. Знатные виноторговцы, узнав о новом налоге на вино, решили возбудить народное сопротивление и при этом не скомпрометировать себя. Они обратились к ремесленникам и мелким купцам: стыдно, мол, подчиняться новому налогу, — и напоили всех дармовым вином. Под крики «Haro!» (этот возглас означал вызов) — против правительства и против сборщиков налогов — толпа из двухсот нетрезвых торговцев ринулась в ратушу и принялась бить в набат. Так началась знаменитая «Гарель».