В общем, вчера все эти эротические игры дошли до высшего накала, и Вишневский решил наконец-то сдать позиции и вкусить прелести юной девы. Творческая личность – что вы хотите! Вчера Виталия была особенно очаровательна и настоятельно просила его съездить сегодня к ней домой, а вернее, на квартиру, где она жила. А жила она, по ее словам, в двухкомнатной квартирке своей тетки, которая недавно вышла в очередной раз замуж и уехала жить в Германию, но полезную площадь продавать не стала (так, на всякий случай), а пустила туда жить племянницу. Так вот, в эту квартиру-то Виталия теперь и зазывала художника, чтобы якобы показать Вишневскому свои наброски и картины и чтобы он смог оценить ее талант, а при необходимости подсказал, что нужно исправить или добавить… В общем, повод был.
Вишневский, конечно же, со слов Василисы знал, что у них гостья. И подумал, что это неплохой для него шанс. Мол, жена будет занята, и ему не составит труда что-нибудь придумать потом, тем самым оправдав свое позднее появление дома. Прикинув, что пары часов для начала ему хватит, он сразу же после окончания занятий усадил Виталию к себе в машину, и они отправились к ней на квартиру, которая находится в Василеостровском районе на Канареечной улице.
Еще в машине Виталия начала нашептывать художнику разные ласковые и милые слова, говорила, что всегда мечтала встретить в своей жизни такого талантливого, красивого и сильного мужчину, как он. В общем, льстила ему, как могла, и это художнику очень нравилось. Он все больше возбуждался и еще больше мечтал о скором воссоединении с предметом своих эротических мечтаний.
– Боже! – Внезапно Алик прервал свой рассказ и закрыл лицо ладонями. – Как я мог! Я, всегда осуждавший своих коллег по творчеству, которые считают вполне нормальным явлением изменять своим женам! Я, который боготворил и до сих пор боготворю Василису! Люблю ее всем сердцем! Как мог я так легко пойти на поводу у какой-то молоденькой пигалицы! Иначе как затмением ума это не назовешь…
«Ага, – подумала я ехидно, – как же – ум тебе затмило! Вы, мужики, когда перед вами юбкой трясут и приятно провести время предлагают, чаще не умом, а другим местом думать начинаете. И нечего тут оправдываться особенностями характера творческой элиты. – Внезапно мне стало обидно за Ваську, и я прямо-таки разозлилась на этого художника-мачо. – Голова плешивая, глазки голубые, лицемерные, фигура, как у Пятачка из мультика про Винни-Пуха, а все туда же, в Адонисы метит!».
Я даже обрадовалась, когда этот Казанова недоделанный рассказал обо всем, что произошло с ним дальше.
А дальше события стали развиваться совсем не по сценарию, который рисовало горе-художнику его воображение. Когда они вошли в квартиру, первое, что удивило, но не насторожило художника, это отсутствие каких-либо предметов и запахов, которые указывали бы на то, что девушка усиленно готовится поступить в худакадемию. То есть привычного для всех пишущих художников запаха краски в квартире не было. Да и кисточки-тюбики нигде не валялись. Ну, нет и нет. В конце концов, Вишневский не затем сюда пришел, чтобы натюрмортами кисти Виталии любоваться.
Усадив художника в кресло, девушка ушла на кухню и скоро вернулась с двумя бокалами вина. Алик вначале хотел было отказаться от спиртного, но Виталия его уговорила, сказав, что сейчас вполне спокойно можно садиться за руль, если проверка показывает до 0,3 промилле алкоголя в крови. А к тому времени, как он поедет домой, намекнула она, алкоголь и вовсе выветрится. Аргумент показался художнику весомым, и он без всякого опасения выпил весь бокал.
– И – все! – неожиданно для меня вдруг сказал Алик. – Больше я ничего не помню. Очнулся я в шесть утра в своей машине, которая стояла на стоянке возле «репинки». Голова была мутная и тяжелая, словно с похмелья. Я долго приходил в себя, пытаясь вспомнить хоть что-нибудь, хоть какой-то мало-мальский эпизод вчерашнего вечера… Но не смог и до сих пор не могу вспомнить даже точный адрес квартиры, в которой я провел ночь. Только название улицы помню, и все – ни номера дома, ни номера квартиры.
Алик поставил локти на стол и опустил голову на руки, закрыв ладонями лицо. Немного помолчав, он посмотрел куда-то вниз, на столешницу, и сказал:
– А теперь я боюсь. Боюсь смотреть Василисе в лицо, боюсь сказать ей, какой я идиот, и что я, вполне возможно, ей изменил с молоденькой натурщицей. Возможно… – Он горько усмехнулся. – Таня, я ничего не помню. Первой мыслью было то, что Виталия специально меня чем-то опоила, воспользовалась моим состоянием, сделала какие-то снимки или еще что-то такое… – Алик судорожно сглотнул. – В общем, что она хочет шантажировать меня и выманивать у меня деньги.