Вывозили из Крыма также кожаные изделия, прежде всего седла и обувь из цветного сафьяна. Славившиеся качеством седла крымской работы отправляли в Молдавию, на Кавказ, в приграничные украинские земли Речи Посполитой и даже в Московское царство. В качестве посредников татары торговали мехами – лисьими, беличьими, горностаевыми, продавали местный каракуль.
Специфической статьей торговли была также продажа скота, в основном лошадей, быков и верблюдов, причем не только на внутреннем, но и на внешнем рынке. Так, например, крымские верблюды пользовались спросом в Трапезунде, Синопе, а также в целом в Малой Азии и среди кавказских горцев и калмыков.
А ввозили в Крымское ханство металлы – медь, олово, свинец, железо в брусках. Покупал полуостров также сталь и изделия из нее, восточные ткани, фаянсовую посуду, кофе, табак. Через Каффу привозили в Крым анатолийский хлопок, средиземноморские маслины, оливковое масло, бобы, рожь, уксус и вино, которые могли затем перепродавать на север. Для представителей крымско-татарской знати завозились высококачественные дорогие украшения, дорогая заморская одежда, обувь, мебель, фаянсовая посуда. В стремлении подражать туркам татарские беи и мурзы перенимали их привычки и образ жизни, носили константинопольские шелковые рубашки и фец – головной убор красного цвета в виде усеченного конуса с кисточкой. Женщины стремились подражать турчанкам «с тонкой талией и волосами, окрашенными хною», носили покрывала из муслина и фереджи – суконные накидки с широкими рукавами. Не позднее чем к XVIII в. повсеместным среди знати стало употребление кофе, щербета, курение табака. За бездумное подражание турецким обычаям татар осуждали османские морализаторы XVIII в. Так, Ресми-Ахмед-эфенди писал: «Когда в течение времени повадившись вместо бузы и толокна потягивать гашиш с опиумом да чай с кофе, стали (татары) лентяями и пьяницами, то их постигла слабость и апатия».
Местное производство тоже пыталось удовлетворить спрос на роскошь, но это ему плохо удавалось. Так, де Пейсонель обращает внимание на попытки разведения в Крыму шелкопрядов и производства шелка, упоминает о наличии в Каффе красильных мастерских. Впрочем, местное шелкоткачество так и не смогло сколько-нибудь существенно наполнить внутренний рынок, не говоря уже о том, чтобы попытаться выйти на внешний. Но все же сохранились свидетельства о том, что на продажу местные ремесленники поставляли такие разновидности ткани, как куфтерь (вид камки, чаще всего с крупным узором) и тафта.
Средств, получаемых от экспорта продукции местных промыслов и сельского хозяйства, было явно недостаточно для того, чтобы обеспечить все возраставшие запросы знати. Более того, ни скотоводство, ни тем более слаборазвитое степное кочевое земледелие не могли в полной мере обеспечить жизненные потребности татар. В условиях значительного перенаселения Крымского полуострова, в особенности после того, как он принял многочисленные улусы покоренной Менгли Гераем Большой Орды, местной крымской экономики явно было недостаточно, чтобы прокормить все население. Далеко не случайно современники называли Таврический полуостров землей, «не сильной кормом» – он не мог сам прокормить собственное население и постоянно нуждался в привозном хлебе, поставлявшемся из Турции и соседних областей юга Украины, например из Путивля. При этом Османская империя, сама остро нуждавшаяся в продовольствии и привозном хлебе, не могла сделать поставки продовольствия на полуостров регулярными.
В геополитических условиях того времени и в полном соответствии с давними историческими традициями это неизбежно вело к тому, что главным способом добычи средств к существованию становилась война и грабительские набеги – сабля была в этом случае таким же орудием труда для добычи хлеба, как соха для землепашца, снасть для рыбака или инструмент для ремесленника. В современной научной литературе по отношению к экономической составляющей набегов кочевников употребляют иногда словосочетание «производство добычи», а по меткому выражению украинского казацкого летописца Самуила Величко (1670 – после 1728 гг.), для крымских татар это была настоящая «неробська праця» – «бездельничья работа». «Иван, ты спишь [а] я тружусь, связывая тебя», – передает Михалон Литвин слова татарских воинов, насмехавшихся над захваченными в плен русскими.