Загадки истории. Злодеи и жертвы Французской революции

Дантон выдал Талейрану документы. Тарле в своей биографии Талейрана пишет, что Дантон тут проявил некоторую наивность, но «не мог же Дантон заподозрить, что эмигрировать в Англию собирается тот самый человек, который пять дней тому назад за полной подписью писал Англии ноту о полнейшей необходимости низвержения монархии…» Однако Тарле тут упустил из виду (может быть, сознательно), что Дантон в эти страшные дни раздавал паспорта направо и налево, прекрасно понимая, что часто дает их врагам революционной Франции, а иной раз и своим личным врагам, — чтобы спасти им жизнь. Так что Дантон вряд ли задумывался о том, собирается ли Талейран эмигрировать, и уж определенно не беспокоился об этом: хочет пересидеть опасный момент в Англии — пусть пересиживает, а дальше его дело.

Но документы Талейрану в тот момент не помогли. Вскоре революционное правительство все-таки объявило его эмигрантом, а это означало, что путь назад ему закрыт: эмигранты, если их удавалось задержать, подлежали даже не суду, а казни без суда, по простому удостоверению личности.

Но и в Англии Талейран пришелся не ко двору. Если во Франции он был недостаточно революционным, то для Англии — уж чересчур. Эмигранты ненавидели его — епископа-расстригу, епископа-революционера — даже больше, чем истых революционеров. Вскоре он был выслан из Англии. Куда ехать? После некоторых размышлений он решил отправиться в Новый Свет — в новорожденные американские республики.

Уже покидая Англию, Талейран встретился с «американским Дюмурье» — генералом Арнольдом (их встреча коротко описана в мемуарах Талейрана). Генерал Бенедикт Арнольд (1741–1801) сыграл в истории американской Войны за независимость роль, сходную с ролью Дюмурье. Он командовал американскими войсками, одержал над англичанами ряд побед, был в глазах американцев великим человеком, героем… пока не стал в их глазах предателем, перейдя к англичанам. Разница в том, что французы так и не пришли к единому мнению в отношении событий Великой революции, и потому каждый из ее персонажей (к Дюмурье это тоже относится) имеет своих лютых врагов, но, как правило, также и приверженцев, которые если не могут его оправдать, то хотя бы стараются смотреть снисходительно. Американцы же имеют твердую и жесткую позицию в отношении событий Американской революции, которая за все двести с лишним лет американской истории не пересматривалась. В России Колчак мог 70 лет быть злодеем, а потом стать героем; в США иначе: все «наши» — герои, все «ихние» — например, лоялисты, которые оставались верны королю Георгу, — предатели и ничтожества, а Арнольд — наихудший из них. «Я, может быть, единственный американец, — с горечью сказал он Талейрану, — который не может дать вам писем к себе на родину… Я никогда не смогу туда вернуться». Так оно и продолжается все двести с лишним лет.

Прибыв в Америку, Талейран, естественно, направился в столицу, то есть в Филадельфию; город Вашингтон тогда только начинали строить[45]

. Само собой разумеется, что его в первую очередь интересовало, как бы заново приобрести состояние, потерянное в огне революции.

«Нужно снова немного разбогатеть, — писал Талейран своему другу и бывшей любовнице, знаменитой Жермене де Сталь в 1794 году, вскоре после прибытия в Филадельфию. — Здесь можно заработать много денег, но это могут лишь люди, которые их уже имеют». А у Талейрана их было мало. Он активно занимался делами, путешествовал по стране, спекулировал земельными участками, но за два проведенных в Америке года особых успехов в плане «как бы разбогатеть» не достиг. Он надеялся, что Жермена примет участие в его предприятиях, но она хоть и не брезговала деловыми операциями (все-таки дочь Неккера), но, в отличие от Талейрана, предпочитала не смешивать их с любовными.

В мемуарах и в письмах Талейран немало пишет о любви к деньгам как основной страсти американцев. «В Америке, — писал он в одном из писем, — я не нашел никого, кто не был бы готов продать свою собаку». В другом месте, описывая свою беседу с неким весьма почтенным американцем, Талейран приводит такое завершение диалога: «Когда тема о качестве земель и цене их была исчерпана, я спросил его, бывал ли он в столице. Он ответил, что не бывал. Я едва решился спросить его, знает ли он генерала Вашингтона. „Я никогда не видел его“, — сказал он мне. — Если б вы отправились в столицу, вы были бы рады увидеть его? — О да, конечно; но я бы особенно хотел, — добавил он оживленно, — видеть Бингама, про которого говорят, что он очень богат».

Талейран, конечно, сам очень любил деньги, но подобное простодушие ему явно претило, и кто-кто, а он умел одной-двумя фразами дать убийственную характеристику.

Но он видит в американцах отнюдь не только простодушную любовь к деньгам. Еще остается несколько лет до начала XIX века, новорожденным Соединенным Штатам еще не исполнилось двадцати лет, а он уже видит колоссальный потенциал Америки… и опасности, с этим связанные.

Вот что он пишет в другом письме: