Барон сам видел колокола в Кремле и знал, что иностранцев всегда водят их смотреть. Он помнил, что, кажется, колоколов было несколько. Он порылся в бумагах и нашел описание двух колоколов. Первый был отлит по приказу царя Бориса Годунова литейных дел мастером Чеховым и весил 2000 пудов. Он раскололся во время пожара. Второй отлили всего за десять лет до приезда Витсена в Москву.
Витсен
описал колокол подробно:«Измерить его не разрешается — боятся, что его заколдуют. Одному прапорщику за нарушение этого запрета пришлось очень плохо. Я же с помощью добрых друзей узнал тайком, из чего он состоит и его размеры. Для литья этого колокола взвесили более 13 500 пудов меди; после того как его отлили, выяснилось, что в литнике и в форме осталось около 2700 пудов, так что в колоколе осталось более 10 800 пудов меди, то есть более чем 361 000 голландских фунтов. Кроме того, нашли еще немного невзвешенного серебра и английского олова. Высота его изнутри — шесть русских локтей[52]
, ширина от края до края тоже изнутри — около 8 локтей, язык колокола весит 300 пудов, то есть 10 000 голландских фунтов. На нем вылиты изображения царя, царицы и патриарха, последний — над другими».Барон внимательно читал собранные для него секретарями книги и рукописи и вспоминал, что иные особо внимательные иностранные дипломаты могли увидеть наметанным глазом больше, чем хозяева готовы были показать. Некоторые, как, например, молодой Витсен, умели, переодевшись в купеческое платье, пробраться в Кремль тогда, когда его там не ждали.
Кому-то случалось увидеть, как великий государь отмечал свои семейные торжества, радостные или печальные. Большая радость была, когда рождался царевич. Тогда патриарх, знатное духовенство, бояре, окольничие, думные люди и стольники шли с дарами к новорожденному, царь собирал большой стол, а у себя в передней кормил нищих и жаловал их милостынею. Если царевич умирал, его хоронили в тот же день. В годовщины смерти в панихидной палате Кремля тоже собирался большой стол; государь приходил в панихидную палату и подносил патриарху и архиереям кушанье и кубки; патриарх брал поднесенное ему блюдо и кубок и подносил их обратно государю, а тот жаловал ими окольничего, который стоял за ним. Столы бывали в церковные праздники и царские дни, к ним приглашались патриарх, бояре, окольничие, думные дворяне и дьяки, стольники, стряпчие, дворяне московские, жильцы и посадские люди всех сотен.
Кроме того, большие столы бывали по случаю приезда иностранных царевичей и знатных послов.
В русских бумагах, доставленных Барону, специально отмечалось, что к таким столам в Кремль, в Грановитую палату, где происходил обед, специально сносились дорогие и редкие вещи на показ гостям:
«На окне на золотном бархате стояло четверо серебряных часов; у того же окна стоял серебряный стенной шандал; на другом окне стоял серебряник большой с лоханью, по сторонам рассольники высокие; на третьем окне на бархате золотном стоял рассольник серебряный большой да бочка серебряная позолоченая, мерою в ведро. На рундуке против государева места и на ступенях были постланы ковры: около столпа стоял поставец: на нем расставлены были сосуды золотые, серебряные, сердоликовые, хрустальные и яшмовые».
В Кремле принимали не только посольства из стран Европы. Правда, если восточные путешественники, персы или турки, оставляли об этом записки, найти их и прочитать было нелегко. Тем интереснее было Барону читать имевшиеся подлинные свидетельства очевидцев, например, Олеария,
который в 1634 году видел прибытие в Москву турок:«О
23-го сентября турецкого посла в следующем порядке повели к публичной аудиенции.
Спереди ехали 20 казаков на белых великокняжеских лошадях. Далее следовали турецкие и греческие купцы, а за ними несли подарки, а именно:
20 кусков золотой парчи. Их несли, по одному куску, 20 русских, шедших гуськом.
Золотой крест, с палец длиною, осыпанный алмазами и лежавший на серебряном блюде.
Хрустальный кувшинчик, оправленный в золото и украшенный драгоценными камнями.
Пояс для сабли, шитый золотом и украшенный драгоценными камнями.
Очень большая жемчужина, лежавшая на блюде, на красной тафте.
Два наголовья для лошадей, с очень искусно приготовленною переднею и заднею отделкою.
Две попоны, шитые золотом и жемчугом.
Большой алмазный перстень на блюде.
Рубин, величиною почти рейхсталер[53]
, оправленный в золото.Скипетр формы приблизительно такой же, как турецкий «пустеан».
Далее ехали четыре пары турок, затем два молодых красиво одетых человека, которые несли перед послом верительные грамоты на длинных красных шелковых платках; они были в сложенном виде, длиною в локоть.