В Москве производили все, что надо для повседневной жизни и для ее украшения: деревянную посуду и кафтаны, топоры и шапки, сапоги, седла, уздечки, глиняные горшки и персидские гранатовые ожерелья, пряники, красную икру, колеса и оглобли. Все это можно было без труда купить на рынке, который был открыт чуть не каждый день — и не дорого. На рынках торговля шла главным образом розничная, или, как могли ее называть, дробная.
Олеарий
писал:«Купцы и ремесленники питаются и получают ежедневный заработок от своих промыслов. Торговцы хитры и падки на наживу. Внутри страны они торгуют всевозможными необходимыми в обыденной жизни товарами. Те же, которые с соизволения его царского величества путешествуют по соседним странам, как-то — по Лифляндии, Швеции, Польше и Персии, — торгуют, большею частью, соболями и другими мехами, льном, коноплею и юфтью[60]
. Они обыкновенно покупают у английских купцов, ведущих большой торг в Москве, сукно, по четыре талера за локоть, перепродают тот же локоть за три с половиной или три талера, и все-таки не остаются без барыша. Делается это таким образом: они за эту цену покупают один или несколько кусков сукна с тем, чтобы произвести расплату через полгода или год, затем идут и продают его лавочникам, вымеривающим его по локтям, за наличные деньги, которые они потом помещают в других товарах. Таким образом, они могут с течением времени с барышом три раза или более совершить оборот своими деньгами.Ремесленники, которым немного требуется для их плохой жизни, тем легче могут трудами рук своих добыть себе денег на пищу и чарку водки и пропитать себя и своих родных. Они очень восприимчивы, умеют подражать тому, что они видят у немцев, и, действительно, в немного лет высмотрели и переняли у них многое, чего они раньше не знавали. Выработанные подобным усовершенствованным путем товары они продают по более дорогой цене, чем раньше. В особенности изумлялся я золотых дел мастерам, которые теперь умеют чеканить серебряную посуду такую же глубокую и высокую и почти столь же хорошо сформованную, как у любого немца.
Тот из иностранных мастеров, который приехал за большие деньги работать в Московии, и кто желает в ремесле удержать за собою какие-нибудь особые знания и приемы, никогда не допускает русских к наблюдению. Так делал сначала знаменитый литеец орудий Ганс Фальк: когда он формовал или лил лучшие свои орудия, то русские помощники его должны были уходить. Однако теперь, как говорят, они умеют лить и большие орудия и колокола. И в минувшем году в Кремле рядом с колокольней Ивана Великого ученик означенного Ганса Фалька отлил большой колокол, который, будучи очищен, весил 7701 пуд, то есть 308 000 фунтов, или 2080 центнеров, как мне об этом здесь сообщили различные немцы из Москвы и русские. Этот колокол, однако, после того как его повесили в особо приготовленном помещении и стали звонить в него, лопнул; говорят, до трещины он имел великолепный звон. Теперь он снова разбился и его царское величество желает в том же месте отлить еще больший колокол и повесить его, в вечное воспоминание своего имени. Говорят, что и место для отливки и основы формы с большими затратами уже устроены.
Русские люди высокого и низкого звания привыкли отдыхать и спать после еды в полдень. Поэтому большинство лучших лавок в полдень закрыты, а сами лавочники и мальчики их лежат и спят перед лавками, в это же время, из-за полуденного отдыха, нельзя говорить ни с кем вельмож и купцов».
Для иностранцев, желавших завязать с русскими деловые отношения, прежде всего, необходимо было знать устройство их делопроизводства. Оно было на первый взгляд несложным, но при близком знакомстве оказывалось труднопреодолимым. Об этом устройстве очень четко написал Олеарий:
«Канцелярий, которые русские называют
1.
2.
3.
4.
5.