Во-вторых, «Англосаксонские хроники»: сперва он познакомился с их винчестерским вариантом из объявления о летней постановке. Облонг упомянул о существовании другой версии текста из ворчестеровского списка: согласно ей чудовище пришло на ярмарку середины лета «в поисках жены». Все полагали, что прекрасной даме из Ротервирда грозило похищение, но он считал, что тут закралась ошибка. Ключом к пониманию истории был Зеленый Человек.
В-третьих, точка перехода: не могло ли так получиться, что самым опасным свойством Лост Акра становилась его же стабилизирующая сила? Если так, то Солту, возможно, придется заручиться ее помощью. И благодаря Ференсену он знал, где эту помощь найти.
В-четвертых, сам Ференсен: никто не решался произнести вслух то, о чем некоторые знали, а остальные догадывались. Ференсен и Сликстоун были старыми врагами; Ференсен пережил правление Уинтера, суд над ним и смертный приговор. Для того чтобы прожить так долго, Ференсену неизбежно пришлось бы воспользоваться точкой перехода — но какие еще необычные возможности он при этом получил? Пробелы в информированности Ференсена тоже казались Солту важными. Ференсен знал ответы на вопросы о камнях и злоупотреблении ими, но о цветке середины лета он имел такое же слабое представление, как и все остальные, а значит, во времена Уинтера или после Лост Акру ничто не угрожало — должно быть, с самого 1017 года. По всему выходило, что тысячелетнюю угрозу представляло растение, которое цвело один раз в тысячу лет?
В-пятых, фрески. Он вспомнил изображение на восточной стене: фиолетовое пятно и оторванные конечности вперемешку с ветками. Священник отклонил его предположение о том, будто пятно могло образоваться из-за сырости. Возвращаясь к этому вопросу, он припомнил, что поверхность в этой части стены ничем особенным не отличалась. Предположим… Его догадка снимала все вопросы, но в нее было трудно поверить. Солт напомнил себе, что странность — естественная составляющая вселенной, и пеликан, и вьющаяся роза появились в результате одного космического взрыва. Он должен верить.
Вместе с Орелией, чей пузырь летел много ниже его, однако по той же параболе, ботаник еще раз прошелся по списку, исключая лишь последнюю теорию.
— Есть что добавить?
— Ты слишком высоко забрался, Хейман. Уверен, что это безопасно?
— К черту безопасность — мне нужны твои соображения.
— Я убеждена, что ярмарка середины лета играет во всем этом какую-то роль — место, время… Может, она представляет собой отвлекающий маневр?
Когда она произнесла эти слова, в голове у ботаника встал на место еще один кусочек головоломки, каким бы он нелепым ни казался.
Орелия сменила тему:
— Чтобы остановить Сликстоуна, мне нужно знать, чего он хочет.
— Ему нужна какая-то особая сила из «Книги рецептов».
— Но какая именно? Что может быть лучше молний? Сам Зевс обладал даром управления молниями.
Воцарилось молчание. Оба поняли, что за успех они могли заплатить своей жизнью.
До пузыря Орелии донеслась короткая цитата из «Потерянного рая»[46]
:Концовка оборвалась в шипении помех. В испуге наклонившись вперед, она наблюдала за тем, как пузырь Солта резко ускорился, будто песчинка, которую затягивает в сливное отверстие. Аналогия оказалась как нельзя более удачной. Несколько секунд спустя пузырь исчез.
Ференсен сидел возле своей башни, и компанию ему составляла лишь керосиновая лампа. Одни загадки порождали другие. Наступил канун середины лета, и время подходило к концу.
Каким был последний эксперимент Уинтера? На каком подопытном Уинтер его оттачивал?
Как ему спасти сестру? Он считал Морвал мертвой, пока несколько лет назад у него не объявился Солт с ужасной раной, которую, по его словам, ему нанесла в Лост Акре чудовищная женщина-паучиха, обладавшая даром речи. Ференсен всегда надеялся на то, что камни могут разделить то, что некогда соединили, но и камни, и книга оказались теперь в руках Сликстоуна. Стоит ли ему встречаться с сестрой в ее теперешнем обезображенном виде? Как она на него отреагирует? Как решит поступить ее паучья половина?
Наконец, и это, возможно, было самым главным: что именно Уинтер со Сликстоуном положили в клетку с ним самим? Прошло столько веков, а он до сих пор этого не знал.
Ференсен чувствовал себя в равной степени виновным и бессильным что-либо предпринять. Он впустил прошлое в жизнь своих друзей. Но каковы их шансы против Сликстоуна? Он подверг их всех опасности, не имея на то ни малейшего основания.
Горькие размышления прервал Паньян, приземлившийся в траву у его ног. Ференсен достал маленькую трубку с лаконичной запиской, нацарапанной детским почерком Бориса:
Сликстоун попал внутрь через плиту под «Драгоценными камнями и геологией», два пузыря отправились искать воздушные ворота.